Дибаш Каинчин - Крик с вершины

…Ягненок остался сиротой. Он всюду ходил за Калапом, как собачонка. За обжорство, за жадность и жирность прозвали его Тулкураном.

— Ухаживай за ним, дитя мое, следи, — наказывала мать. — Вырастет, почки его будешь есть.

— Он мой друг. Я Тулкурана никогда не съем, — чуть не заплакал Калап.

— Положено так, дитятко. Для того и кормит человек скотину.

Не по душе пришлись Калапу слова матери.

Вырос Тулкуран. Весна как будто была тогда. Дома — ни мяса, ни другой какой еды. Как ни уговаривала мать, чтобы зарезать Тулкурана, Калап ни за что не соглашался. Как-то голодный сам попросил:

— Мама, заколи его…

Долго ли поймать? Повалила на подстилку, нож взяла. Для матери ничего не стоило зарезать барана. Как ей, чабанке, такое не уметь? Только нож занесла…

— Не коли моего Тулкурана, не коли-ии! — разревелся Калап.

На утро опять:

— Мам, заколи…

И снова в слезы.

— Не надо так не надо, — согласилась мать. Ей не столько барана, — сына жалко.

Через день снова просит. Мать ему подзатыльник.

А мясо, ничего, съел. Вместе с подзатыльником.

…Когда Калапу исполнилось шесть лет, отдали его в нулевой класс. Отвезли в деревню, к бабушке. До того он видел бабушку всего несколько раз, на стоянке. Переночевал один раз в ее избушке и решил, что с нею куда лучше, чем с мамой. А сколько любопытного оказалось в деревне для мальчишки, очутившегося в ней впервые! Большие-пребольшие дома, очень яркий огонь — элик-три-чес-тво, умеющий говорить черный круг на стенке — ра-ди-о!.. Но самое интересное — магазин. Так в нем было все красиво! Зайдет, бывало, Калап в магазин, встанет за печкой и таращит глазенки на полки. А там… Зеркала сверкают, бусы переливаются, бутылки блестят, тряпки разноцветные, конфеты в пестрых бумажках, красиво уложенные пачки табаку…

— Что стоишь, милок? — спросит продавщица, держа в руках замок.

— Магазин смотрю.

— Купить что хочешь?

— Нет. Просто смотрю.

— Не стой зря. Иди домой.

— Я не зря. Я смотрю.

— Говорят тебе, домой иди! Я закрываю магазин. Понял?

Калап неохотно выходил, а на другой день опять стоял за печкой, пялил глаза.

Через полмесяца нагляделся, остыл. Целыми днями стал пропадать на конюшне. Он и теперь, когда случится попасть в село, обязательно завернет полюбоваться лошадьми. Тогда же в короткое время смог распознавать всех деревенских коней. Немного погодя коров и телят тоже знал наперечет. «Однако этот ребенок с палец будет человеком с головой!» — удивлялись взрослые. А Калапа удивляло, как это большие люди не умеют различать животных, если даже он их не путает? Старый конюх Кюнук радовался маленькому помощнику, который с превеликой охотой поил лошадей. Сена, правда, раздавать он не мог — для вил ручонки были маловаты и слабосильны.

Все было для Калапа интересно. Все, кроме учебы в школе… Идти на уроки для него — сущее наказание. Ничего удивительного: он до того ни бумаги в глаза не видел, ни ручки не держал. Сам в сторону школы шага не сделает — хоть силком тащи! Сколько ни бились, — не идет. Что делать? Пришлось бабушке с ним ходить. Соберутся утром, отправляются — согнутая в три погибели, беззубая старуха и беззубый малец. Бабушка плетется кое-как, а Калап ее поторапливает. Из школы тоже вместе идут.

Бабушка даже во времена «эликбеса» не училась по старости. Теперь и ей пришлось грамоту постигать. Сидит вместе с малышней, тянет: «A-а, у-у, о-о». Через полгода стала по слогам читать, писать, хотя и не очень хорошо, научилась. Неожиданно учению ее пришел конец. Калап стал стесняться ходить с нею. Старуха только-только во вкус вошла, а внук сердится:

— Говорят вам, не ходите за мной! Ребята смеются…

Что было делать старой? Пришлось бросить школу.

…Добрался Калап до четвертого класса, — другой разговор о нем пошел:

— Дерзкий, непослушный мальчишка. Хулиганом растет.

А учителя не так говорили.

— Невозможно на него сердиться. Маленький, кругленький, миленький такой. Хлопает глазенками. Думаешь, отругать бы его как следует. А глянешь — смех разбирает.

Калапу того и надо. Связал у сидевших впереди него девочек косички. Одна вскочила отвечать на вопрос учительницы, другая — в рев. Класс визжит. Учительница поставила Калапа в «угол» — за доску. Классная доска была на двух ногах, ее разворачивали и писали на обеих сторонах. Идет, значит, урок. Учительница время от времени поглядывает — из-под доски чернеют валенки Калапа, а класс похихикивает. Урок подходит к концу.

— Алымов! Не будешь больше баловаться? Иди на место.

Валенки не шевельнулись.

— Иди на место!

Заглянула учительница за доску: Калапа там нет. Удрал домой, а валенки оставил.

…Седьмой класс.

Странный этот парнишка — Калап. Рано утром вчера спускаюсь с холма в той части деревни. Бежит навстречу кто-то в нижней рубашке. Я даже испугалась. В такой клящий мороз почему раздетый? Человек ли, думаю. Смотрю — Калап. «Ты что?» — спрашиваю. Говорит: «Физзарядка».

— Этот парень, которого Калап звать, — жаловалась бабка Озочы, — залезет на самый край скалы против нашего аила и стоит часами. Чего стоит? Разве можно бескультуром таким заниматься? Снизу на него смотреть — волосы дыбом, а он стоит. Ну как упадет?..

— Что ему ваша скала! Он вчера — видели бы! — по стропилам недостроенного коровника бегал!

— Летчиком, говорит, стану. А летчику, говорит, нельзя высоты бояться. Вот и лезет туда, где и козлы поопасятся. А что во дворе у себя вытворяет! Турник какой-то.

С тех пор, как размечтался Калап о полете, и учиться стал лучше. Как же человеку, который мало знает, летать? Начал заниматься самому интересно стало.

Окончил десять классов. По здоровью в училище прошел. А экзамен завалил. Не смог сочинение по-русски написать.

Затем — армия. Два года.

…Осень после демобилизации. Комсомольске собрание, Председатель колхоза произнес горячую речь: впереди зима, в двух отарах нет чабанов, у двенадцати чабанов нет помощников.

— Кто желает работать с овцами, скажите. Скажите перед этим собранием. А мы перед вами шапки снимем, всем, чем сможем, помогать будем. Какую бы работу ни делал в селе, — заменим, только «да» скажите. Только скажите «да»!

Может, Калапу показалось, что председатель несколько раз выразительно так глянул на него. Калап — еще в шинели — сидел в первом ряду. Несмотря ни на какие уговоры, желающих не нашлось. После собрания парторг и комсорг, члены комсомольского комитета почему-то навалились на Калапа:

— Месяц после армии отдохнул, — хватит. А чабаном только тебе и идти.

Почему это «тебе»? Может быть, Калап трактористом желает работать. У него какая специальность? Тракторист. И в армии, танкистом-механиком был. А может, Калап учиться решил?