Валерий Губин - Вечное невозвращение

Павел присоединяться не стал, закрыл дверь на ключ, достал инструменты, отломал от нижней перекладины стола доску и начал выпиливать себе оружие. Через два часа был готов пистолет, хороший большой пистолет, типа парабеллума. Павел даже покрасил его для убедительности черным фломастером. В окно он увидел, что пираты еще играют, распахнул дверь и заорал:

— Убирайтесь отсюда, или я буду стрелять!

Сильвер поднялся и, хромая на деревянной ноге, пошел прямо на него. В руках у него был огромный нож.

— Я предупреждаю! — Павел вынул пистолет из-за спины.

— Разве такой штукой стреляют? — осклабился Сильвер, перехватывая нож за лезвие, чтобы метнуть его в Павла. Тот, не целясь, от пояса, два раза выстрелил, то есть издал губами звуки, напоминающие выстрелы. Сильвер, схватившись рукой за живот, повалился на землю. Пираты открыли ответный огонь. Павел, бросившись в траву, пополз вдоль стены. Пули врезались в стену рядом с ним, осыпая крошками пластика.

"Что это значит, черт возьми! Они же палят по-настоящему!"

Павел вскочил и побежал к маяку, стреляя на ходу. Одна пуля просвистела у него над самым ухом. Захлопнув железную дверь аппаратной, он почувствовал себя в безопасности. В верхнюю щель он видел, как пираты тащили за ноги бедного Сильвера.

— Кажется, я его ранил. — Павел с гордостью посмотрел на свой пистолет.

Но тут в дверь забарабанили.

— Открывайте, сэр, или вам будет хуже!

— Что вам нужно от меня?

— Золото.

— Нет у меня никакого золота!

— Сильвер сказал, что есть. В доме мы его не нашли, значит, оно у вас тут. Открывайте, а то хуже будет!

Павел, не отвечая, занялся поисками чего-нибудь деревянного. Надо было делать новое, более мощное оружие. Но ничего деревянного не было, пришлось отламывать толстый пластик от пульта и делать из него автомат. Пластик плохо резался, и автомат получился уродливым.

"Ничего, сойдет. Они и такого не видели".

— Эй, сэр, если не откроете через пять минут, мы начинаем обстрел!

— Из чего же вы будете стрелять?

— Посмотрите на океан!

Павел снова залез на стул, глянул в верхнюю щель и глаза у него полезли на лоб: из-за ближнего мыса выходил фрегат, весь в белоснежных парусах и с пиратским флагом на грот-мачте. Затем рявкнула пушка, противно засвистело ядро и грохнуло в стену рядом с дверью.

— Эй, вы с ума сошли, вы мне весь маяк разломаете!

— Сдавайтесь!

— Дайте мне час времени, и я отдам вам все золото.

— Хорошо, мы ждем, но не больше часа.

Павел бросился к передатчику. Через полчаса ему удалось соединиться с дивизионом.

— А, это ты, Филин! — услышал он голос командира, — ну что у тебя?

— Плохо дело! Пираты напали! Бьют из пушки прямо по маяку.

— Вот черт! Натуральные пираты?

— Натуральней некуда!

— Постарайся с ними договориться. Отдай им золото, бриллианты.

— Какое золото? Вы что там, с ума сошли?

— Возьми себя в руки, Филин, и не психуй. Это же все не настоящее.

— Не настоящее? Они меня чуть не пристрелили!

— Давай не дрейфь, попытайся договориться с ними, я с тобой завтра свяжусь.

— Дурдом какой-то! — Павел схватил автомат и бросился к дверям.

Снаружи никого не было — ни пиратов, ни фрегата под парусами. Он прошел в дом, где все оказалось перевернуто, — искали золото, — навел порядок, заварил себе чаю и сел на крыльце. Солнце опять садилось в воду, было тихо и тепло, и чувствовалось, что никого вокруг за сотни миллионов километров нет и не может быть — ни пиратов, ни кораблей. И не было никогда. Он прихлебывал из кружки и думал, хватит ли ему сил справиться со следующими сюрпризами этой странной планеты.

Ночью Павел проснулся от шума — возились в комнате, чертыхаясь, в темноте метался узкий лучик фонарика.

— Да здесь, здесь оно было, — тихо и злобно шипел кто-то. Заскрипел отодвигаемый стол.

Павел вытащил из-под подушки автомат, вскочил и щелкнул выключателем. Один из гостей отпрыгнул в тень, к дверям. А прямо перед Павлом стоял огромный зеленый мужик с шестью руками и растерянно моргал от яркого света. Проморгавшись, он двинулся на Павла.

— Стой! Застрелю! — Павел выставил вперед автомат.

Мужик посмотрел на автомат и ухмыльнулся:

— Неправильное у тебя оружие.

Павел нажал курок и громко застрочил: та-та-та-та.

Но на мужика это не произвело никакого впечатления, он надвигался на Павла, сжимая огромные, с ведро, кулаки. Тогда Павел схватил автомат за дуло и изо всех сил треснул зеленого по голове. Тот закачался, но устоял. Павел снова хотел его треснуть, но мужик перехватил одной своей ручищей автомат и строго сказал:

— Не шали!

Павел в панике бросился к раскрытой двери. Он уже почти выбрался, но тут из темноты высунулась чья-то нога — он споткнулся об нее, грохнулся и потерял сознание.

Очнувшись, Павел проковылял к воде, намочил платок, приложил его к шишке на лбу и застонал от боли. И тут услышал чей-то ласковый голос. Он поднял глаза — прямо к нему плыла большой белый лебедь.

— Что, Павлуша, закручинился? — спросил лебедь, — голова болит?

— Болит, царевна.

— Как мне тебя жалко! — лебедь стал выплывать из воды, и по мере того, как выплывал, превращался в прекрасную девушку. Потом она села на песке и позвала его.

— Иди сюда, положи свою голову мне на колени — и все пройдет.

Павел лежал, а она гладила его. Разомлев, он все плакался ей, какая тяжелая жизнь у космических разведчиков, как быстро прошла его молодость в этом чертовом космосе, как долго он не видел маму и как трудно завести семью при такой жизни. Она вздыхала, жалела его и продолжала гладить по голове. Так он и уснул.

Проснулся Павел в своей кровати, вспомнил вчерашний день и решил, что все кончилось. Но, открыв двери, отпрянул от неожиданности: перед домом стояла роскошная белая карета, запряженная четверкой лошадей, тоже белых. И на козлах сидел кучер в белом фраке.

— Это еще что?

— Карета, вашбродь. Садитесь, с ветерком домчим.

— Куда домчим? На бал?

— Почему на бал? На второй маяк, что вам зря ноги ломать.

Карета ехала по твердому песку у самой воды, слегка покачиваясь на мягких рессорах. Павел сидел, утонув в глубоких подушках и наслаждался неожиданным комфортом.

На маяке он быстро проверял датчики и все боялся, что карета исчезнет — больше не хотелось идти пешком. Но карета стояла на месте. Назад ехали так же быстро. Кучер разговорился, сказал, что его фамилия Клейнмихель, что он когда-то строил дорогу из Петербурга в Москву, и что за это его поставили кучером при такой карете. Настроение у Павла было прекрасное, и ему казалось, что если еще и будут здесь сюрпризы, то только приятные.

К вечеру его вызвал командир и спросил тревожным голосом:

— Ну что у тебя? Очень тяжело?