Алексей Смирнов - Небесный летающий Китай (сборник)

– Оста-ва-айтесь с нами! – укоризненно протянули Полкан Мадамыч и Грибан Поддамыч, глядя в потолок. Р

азвернувшись вторично, Москва поддел ногой шнур и вырвал вилку из розетки. Экран погас. Москва по инерции завершил круг и резко остановился, пригнув бодливую голову и угрожая незримому врагу изготовленными к бою кулаками.

Тут же он ослеп.

– Откуда сигнал? – вымолвил он севшим голосом невпопад. Кое-как Москва доковылял до кресла, осторожно сел и взялся за виски.

– Радио «Небо», – прозвучало в голове. В голосе чувствовались и усталость, и значительность, и приглашение порадоваться, что все наконец-то утряслось.

– Падлы, порву, – пробормотал Москва рефлекторное обещание.

– Мы приносим извинения, – сказали в голове виновато. – Это говорит Полкан Мадамыч. Система дала сбой, и программа пошла не на тот приемник.

– Какой приемник? – шепотом выдавил из себя Москва.

– Не на тот, – повторил голос. – Как только вы уплатили за декодер, мы скорректировали систему вещания, но вышла накладка. Мы обещаем найти и сурово наказать виновных.

– Крыша поехала, – слабо пожаловался Москва в темноту.

– Ну что вы, – возмутился другой голос, принадлежавший, видимо, Грибану Поддамычу. – Это просто распространенное заблуждение. Вот слушайте: ловит, допустим, телевизор сигнал. Он, телевизор, показывает передачу, но сам ее, как понимаете, не вырабатывает. Если прибор ломается, может пропасть звук, цвет… рябь появится, лица вытянутся или сплющатся, а если что сгорит, так и вовсе ничего не будет видно. Но сломаться так, чтоб показать не ту передачу, которую передают – такого телевизор не может. Так и с вашей головой. Вам ведь приходилось ломать кому-то голову?

– Ну, – бессильно брякнул Москва.

– Так чего ж ерунду говорите про крышу! – воскликнул Грибан Поддамыч. – Если что с головой – тот же набор неполадок! Но когда речь заходит о новых программах… К сожалению, монополия на вещание пока не в наших руках. Конкуренты день деньской за бесплатно крутят вам одну и ту же муру. А мы еще не сумели выйти на намеченные рубежи. Принимать наши программы может только тот, кто приобрел декодер. С помощью декодера сигнал дешифруется, и вы ловите передачу. Конечно, в рамках благотворительности мы иногда дарим декодеры кое-кому…

– Я не покупал декодер, – прохрипел Москва. – Как не покупали? – изумился Грибан Поддамыч. – Вспомните: сегодня утром. Неужели забыли? Вы еще заплатили пятьдесят тысяч рублей. Ну? Такому высокому бородатому мужчине в плаще, с ящиком…

– Это был монах! – закричал Москва в ужасе. – Монах! Мне не нужен ваш декодер!

– Монах?! – взревели в свою очередь Грибан Поддамыч и Полкан Мадамыч. – Это генеральный спонсор радио «Небо»! И сейчас вам покажут настоящую, правдивую передачу! Так что оставайтесь с нами навсегда!

И едва мрак расступился, Москва обнаружил себя висящим в пустоте и созерцающим картину, о существовании которой он всегда смутно догадывался.

Вечером на квартиру к Москве пожаловал его бригадир Кадыков-Кинжалов – пожаловал по наущению Мыла, который вырисовывался у него за плечом в сопровождении еще двух лиц, неплохо развитых физически. Немедленно было отмечено странное: незапертая бронированная дверь. Крадучись войдя внутрь, Кадыков-Кинжалов увидел Москву, поглощенного рисованием. Москва поднял глаза и сказал:

– Я – телевизор. У меня есть жопа. Мыло превратился в жука, заполз туда и просит с ним поговорить. А я рисую его портрет, – и Москва показал гостям с грехом пополам изображенную розу.

– Понял, – отозвался Кадыков-Кинжалов. – Ну что же, едем в телеателье.

Мыло на всякий случай опробовал злополучный ящик, но тот безнадежно сломался. Москву под руки свели вниз и отправили за город на дачу. Приглашенный Кадыковым-Кинжаловым доверенный доктор дал положенные в таких случаях комментарии. На вопрос, какие последствия может повлечь лечение Москвы в больнице, доктор категорически отказался гарантировать молчание последнего.

– Наплести он может всякого, – предупредил он, не по делу подмигивая и цокая. – Только бред – бредом, а фамилии – фамилиями.

– Свободен, – кивнул ему бригадир, знаком приказывая Мылу расплатиться. И сразу дернул подбородком в направлении комнаты, где заперли Москву. – Телевизор – на запчасти, и быстро.

Приказ командира был незамедлительно и безупречно выполнен. А сохранившая целостность субстанция, не пострадавшая по причине невидимости и в сущности являвшаяся Москвой как таковым, прилетела в специальное место для просмотра телепередач. Там ей предложили много программ, состоявших исключительно из фильмов ужасов, при этом поощряя личное ее участие как в массовках, так и в главных ролях. Все видимое и ощущаемое полностью отвечало обновленным представлениям Москвы. Ему оставалось лишь удивляться, как так вышло, что когда-то давным-давно он мог посметь набраться дерзости и терроризировать внешний мир. Для несметных полчищ полупризрачных чудищ, которые изо дня в день подходили к нему все ближе, замыкая в кольцо, его агрессивные выпады были не опаснее бунта кишечного микроба. Правда – и этому он верил мало – кто-то изредка и очень неопределенно намекал ему, что все это – до особого распоряжения.

Вошла секретарша, внесла кофе, чай, коньяк, водку, пиво, холодные и горячие закуски.

Я смутился:

– Не стоит, право! Разве что ломтик лимона. Маленький бутерброд.

Кожаное кресло, где я лежал, оказалось слишком глубоким, чтобы с легкостью высвободиться и подкрепить протест действием.

Страховой агент укоризненно улыбнулся:

– Оставьте вашу застенчивость. Мы с вами, можно считать, породнились с момента, когда вы поставили подпись. Страхование жизни подразумевает формирование прочных связей. Не церемоньтесь! Откушайте и отпейте.

Я покосился на поднос:

– Это у вас тут кальян?

– Он самый. Отбулькайте. Содержание ядов практически сведено к нулю.

– Я просто спросил, спасибо. Я в другой раз.

– Как вам будет угодно.

Агент немного отъехал из-за стола, несомый бесшумными колесиками офисного стула. Он смахивал не столько на страхователя жизни, сколько на опереточного гробовщика. Почтительный, пожилой, одетый в черное; лысый, как водопроводное колено. Все это плохо сочеталось с немного развязной манерой общения.

Он перебросил мои бумаги из руки в руку.

– Сумма, на которую вы застраховали вашу жизнь, неприлично ничтожна, но это не снимает с нас ответственности. Позвольте оказать вам первую услугу в смысле, так сказать, реализации наших обязательств.

Мои зубы сомкнулись на бутерброде.

– С вашей стороны очень любезно…