Мариуш Щигел - Готтленд

Публикация в еженедельнике «Кветен» так нравится властям, что Навратил читает рассказ по радио. Потом он опишет побег в распропагандированном властями романе «Беглец».

— Я думаю, что отец вынужден был это написать, — говорит сегодня дочь. — Он вернулся к нам, потому что мама одна не справлялась, хотя и очень боялся наказания. Эта книга была откупом от мучений, которые могли его ожидать.

Но режим (о чем дочь может и не знать, она была тогда маленькой девочкой) объявляет убежавшим на Запад амнистию, и им ничего не угрожает. Э. К. как раз ею и пользуется.

Из Чехословакии бегут даже дети. Например, за один только месяц после «Победного февраля» тайная полиция из Будеевице ловит на границе восемь мальчиков. Европейские СМИ поднимают вокруг побегов шум, и власти вынуждены совершить показательный акт. Грядущие муки Э. К., таким образом, аннулируются.

И все же, несмотря на амнистию, за проявленное великодушие Э. К. хочет отблагодарить власть дополнительно — предлагает свои услуги службе госбезопасности.

Сначала он рассказывает о побеге другу, тот доносит об этом в МВД. Писателя вызывают в Прагу к майору Бедржиху Покорному. «Голос Америки» именует майора «красным палачом республики», а сам палач говорит о своих следственных методах: «булавки и клещи». Майор дружит с выдающимся лирическим поэтом Галасом и может прочитать лекцию о влиянии французской живописи на чешскую.

Покорный приглашает в МВД десять журналистов, чтобы те послушали Э. К. Его рассказ произвел на них сильное впечатление.

— Тогда я осознал свою политическую ошибку, — скажет впоследствии К. Ф. — Именно потому, что после моего возвращения органы национальной безопасности во главе с майором Покорным обошлись со мной очень мягко.

Покорный, заместитель начальника отдела особого назначения, предлагает ему описать свой побег и возвращение.

Еще он предлагает написать отдельную книгу о нем, майоре госбезопасности, а также киносценарий. У майора уже есть заглавие: «Я пришел, чтобы стрелять».

Э. К. видит в нем своего покровителя. «Часто по вечерам, — скажет он позже, — он присылал за мной машину, и мы рассуждали о марксизме, причем майор был прекрасным учителем».

(Служба госбезопасности вскоре арестует своего майора — за использование гестаповских методов на допросах и снисходительное отношение к бывшим коллаборантам, сотрудничавшим с гестапо. Наказание: шестнадцать лет тюрьмы.)

Тем временем Покорный разрешает ему с семьей переехать в Прагу и предоставляет возможность работать в еженедельнике «Кветен». Именно там Э. К. / К. Ф. пишет о пятилетке.

Тогда Э. К., хотя уже обязался написать книгу о Покорном, неожиданно предлагает плюс к этому еще завербовать нескольких осведомителей в редакциях.

Вот только сразу после этого рассказывает направо и налево, что он — агент и хочет создать сеть.

(Когда его арестуют за раскрытие государственной тайны, он будет настаивать на одном объяснении: «Да, я действительно это говорил, поскольку хотел почувствовать, что я лучше тех, кому об этом рассказывал».)

Вот только об одном он никому не рассказывает: что через месяц после возвращения донес на женщину, сломав тем самым ей жизнь.

На Жофью В., богатую вдову и владелицу особняка у Влтавы рядом с Национальным театром, которая принимала у себя высоких чинов СС. Об Э. К. ходят слухи, что он западный агент, поэтому женщина сама находит его и просит помочь бежать. Она хотела бы не позже, чем через месяц, исчезнуть из Чехословакии. Считает себя более удачливой, чем Ида Л., о которой писали в газетах, что ее задержали с тремя с лишним килограммами двадцатидолларовых золотых монет, прилепленных к бюсту пластырем.

К. Ф. обещает помочь ей и едет доложить об этом майору.

Покорный аж подпрыгивает от радости: не зря он приветил К. Ф. — наконец-то подвернулось дело, которое принесет ему славу, и утром Жофья В. будет арестована.

Вот только в тот же день вечером К. Ф. вдет ее предупредить.

Они встречаются в кафе. «Меня мучали угрызения совести, — скажет он позже, — и я посоветовал ей бежать немедленно, а не ждать целый месяц. Она ответила, что еще не собрала достаточно драгоценностей, и ушла. Как будто не приняла к сведению, что завтра ее арестуют».

Ее забирают на рассвете. Спустя неделю она глотает в тюрьме яд и умирает.

Эдуард Кирхбергер родился в Праге в 1912 году.

В то же самое время и в том же самом городе было создано первое в мире кубистическое скульптурное изображение человеческой головы [41].

Эти два факта не имеют между собой ничего общего.

Тем не менее, Э. К. / К. Ф. — личность кубистическая. Если в кубистической картине плоскости многократно изломаны, то в его жизни такими изломами были очередные «вот только».

Все, что кажется стабильным, мгновенно меняет направление. Его личность — как предмет или фигура в кубизме — многократно изломана.

Возможно, все было бы по-другому, если бы не страх.

Часть 3. Фонограмма

Страх очень уместен.

Пражские интеллигенты, враги системы, в наказание лишенные права заниматься своим делом, строят железнодорожный мост через Влтаву, который до сих пор называют Мостом интеллигенции.

В начале 1951 года КПЧ начинает отправлять за решетку своих партийных товарищей еще до того, как они в чем-нибудь провинятся. Майор Покорный говорит: вне подозрений только мертвецы. «Если человек жив, он всегда подозрителен, потому что его может завербовать иностранная агентура», — объясняет он подчиненным.

Писательницу Ленку Райнерову на пятнадцать месяцев заключают в одиночную камеру, откуда не выпускают даже на прогулку (в ответ на вопрос о причине ареста она слышит неизменное: «Сами отлично знаете»). В конце концов ее освобождают без суда, вывозят в парк на окраине города и там оставляют. Когда Райнерова возвращается домой, оказывается, что мужа с дочерью выселили неизвестно куда, а ее квартиру занимают чужие люди. Мужа и дочку она находит в трущобе в ста километрах от Праги. (Когда через несколько лет она попросит подтверждения, что была арестована, выяснится, что ее дела не существует. «Может быть, товарищ Райнерова, вам показалось», — говорят в МВД.)

Партия мстит самой себе.

Страна живет громким процессом над одиннадцатью высокими партийными деятелями, известными как группа Сланского [42], которых обвинили в подготовке заговора. Жена одного из заключенных отправляет в КПЧ открытое письмо, где просит суд наказать мужа по заслугам. Сын другого в письме в газеты решительно требует для своего отца смертной казни. А один из арестованных просит, чтобы его как можно быстрее повесили, ибо «единственный хороший поступок, какой я в состоянии совершить, — это стать предостережением для других».