Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

— Ого! — воскликнул Кларк с нескрываемым восхищением. — Откуда ты выкопал его?

— Да ну, — нехотя ответил Анди, — просто наткнулся на него случайно.

— Ну-ка, дай его еще раз, — попросил Прю.

Анди воспроизвел аккорд еще раз и грустно посмотрел на друзой своими светлыми глазами. Опять все сразу же замолчали и внимательно прислушались к нежным тающим звукам. Казалось, эти звуки повисли в воздухе и вот-вот перейдут в какие-то следующие, новые. Это ощущение незаконченности было настолько сильным, что хотелось спросить: «И это все?» Но все знали, что это действительно все, потому что аккорд был, несомненно, вполне законченным, полным и выражал именно то, нто им хотелось выразить. Анди подбирал аккорды весь вечер, пробуя то один, то другой, ставя их то в одной, то в другой последовательности. Потом, найдя, по его мнению, наиболее подходящий вариант, он просил общего внимания и вдохновенно проигрывал часть песенки.

— У кого есть закурить? — спросил он, откладывая гитару в сторону.

Кларк поспешно достал из кармана пачку сигарет и с радостью протянул ее товарищу.

— Эх, ребята, — послышался восторженный голос Слейда, — до чего же вы хорошо играете! Это настоящие блюзы.

Анди скромно пожал плечами.

— Дай мне выпить, — обратился он к Прю. Прю передал ему бутылку.

— Да, это настоящие блюзы. А лучше блюзов ничего не придумаешь, — сказал Кларк.

— Правильно, — подтвердил Прю. — Нам пришла идея сочинить свой блюз, — сказал он Слейду, — свою солдатскую песенку и назвать ее «Блюз сверхсрочника». Ведь есть же «Блюз шофера», «Блюз издольщика», «Блюз каменщика», а мы хотим сочинить наш солдатский блюз.

— О! Прекрасная идея! — отозвался Слейд. — Назовите его «Блюз пехотинца». Ей-богу, я завидую вам, ребята.

— Да, но мы еще не сочинили его, — сказал Прю.

— Ничего, сочиним, — заверил их Кларк.

— Послушайте-ка, ребята! — воскликнул Слейд с воодушевлением. — А почему бы вам не взять для этого блюза мотив, который Анди только что пробовал, а? Надо его использовать, он очень подходит для блюза.

— Не знаю, — растерянно произнес Прю. — Мы же еще по довели его до конца.

— Да, но ведь мотив подходит под блюз!

— Гм… Я думаю… думаю, что можно, — тихо ответил Анди.

— Ну вот, на-ка выпей, — предложил ему Слейд, передавая бутылку. — Давай докончи его и сделай его совсем под блюз, чтобы получился обычный блюз на двенадцать тактов.

— Ладно, — согласился Анди. Он отпил несколько глотков, вытер губы тыльной стороной ладони, передал Слейду бутылку, взял гитару и снова углубился в поиски подходящих музыкальных вариаций.

Остальные сидели молча и внимательно слушали. Потом Анди проиграл подобранный мотив.

— Ну что? — скромно спросил он, откладывая гитару.

— Очень хорошо! — возбужденно воскликнул Слейд. — Получился замечательный блюз. Вы знаете, у меня дома около пятисот пластинок, и половина из них — блюзы. Но этот, по-моему, лучше их всех.

— Да ну, — застенчиво пробормотал Анди, — что в пом особенного?

— Честное слово, ребята, — уверял Слейд. — Вы знаете, я ведь коллекционирую блюзы.

— Правда? — недоверчиво спросил Анди. — А ты слышал когда-нибудь о Джанго?.. Джанго… или что-то в этом роде?

— Конечно слышал, — радостно произнес Слейд. — Жанго Рейнхарт. Французский гитарист. Это имя надо произносить «Жанго», буква «д» не произносится. Это лучший гитарист.

— Видишь! — гордо обратился Анди к Прю. — А ты говорил, что я вру, что я все выдумываю. А у тебя есть его пластинки? — спросил он Слейда.

— Нет, — ответил Слейд. — Их трудно достать. Они продаются только во Франции и стоят очень дорого. Но я многие из них слышал. А ты что слышал?

— Кое-какие его песенки. Их не сравнишь ни с чем в мире. — Он повернулся к Прю. — Ну вот, а ты думал, я все сочиняю, видишь? — сказал он укоризненно. — Думал, я все это выдумываю…

Отпивая из бутылки, Прю пожал плечами. Анди снова повернулся к Слейду и начал вдохновенно рассказывать приключившуюся с ним однажды историю.

Друзья уже слышали ее раньше и готовы были выслушать еще раз, потому что история была интересной.

Это был рассказ о Сан-Францнско, об окутывавшем его густом тумане, о таком тумане, какой жители средней полосы или южане вряд ли когда-нибудь видели. Рассказ об острове Ангела в заливе Сан-Франциско, об огромной скале с построенными на ней в несколько ярусов бетонными казармами гарнизона, о покрытой гравием дороге, идущей вокруг всего острова. Это был рассказ о китайской части города с многочисленными притончиками и ночными клубами и о слонявшемся по улицам совсем зеленом новобранце из долины Миссисипи, смотревшем на все это с благоговейным страхом и изумлением.

Однажды, когда Анди был в каком-то китайском ночном клубе, он разговорился с одним посетителем, прилично и со вкусом одетым, очень грустным и задумчивым. Узнав, что Анди играет на гитаре, тот пригласил его к себе домой, в настоящий холостяцкий домик. В доме был кабинет, и в этом кабинете — бар, а в баре целые пирамиды бутылок и бокалов. Стены, от пола до потолка, были заставлены полками с книгами и альбомами для пластинок. Раньше Анди ничего подобного не видел.

Как только Анди подходил в своем рассказе к месту, когда нужно было описать нм — никогда не слышавшим ничего подобного — ту самую, быстро плывущую, необычайно нежную, ласкающую слух, утонченную мелодию гитары, он терялся: описать ее было невозможно. Чтобы представить себе эту мелодию, ее надо обязательно слышать. Она слишком быстра, слишком оригинальна и слишком сложна, чтобы можно было запомнить ее. Андн не был профессиональным музыкантом, но он играл на гитаре и в музыке кое-что понимал. Американец Эдди Ланг, конечно, хорош, но француз Жанго — недосягаем для него как бог.

Все пластинки Жанго были французского или швейцарского производства. Анди после этого случая пытался достать их в магазинах, но продавцы никогда не слышали ни о каком Жанго, и вообще у них не было заграничных пластинок, к тому же Анди не мог назвать им фамилию гитариста. Эта ночь навсегда осталась в его памяти. Анди порой даже сомневался, а было ли это в действительности. Теперь он был очень доволен тем, что Слейд в какой-то степени подтвердил его рассказ.

История, рассказанная Анди, нравилась Прю: таинственная, неправдоподобная, почти фантастическая, и все же такая, которая подтверждает его, Прюитта, убеждение в том, что все люди, по существу, одинаковы, все они охотятся за красивыми призраками.

— А ты не знаешь, где можно достать эти пластинки? — спросил Анди Слейда.

— Нет. Я с удовольствием помог бы тебе, но не могу. Единственное, что я знаю об этом гитаристе, — это его имя, — добавил он с сожалением. — Я не знал, что он так много значит для тебя. Честно говоря, я никогда не слышал ни одной его пластинки, — смущаясь, признался Слейд.