Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

Громов вырвал из тетради несколько страниц и, скомкав, бросил их в печку. Выключил свет. Когда лег на кровать, бумага еще горела, на потолке дрожали красные блики. Он закрыл глаза, чтобы не видеть эти отсветы.

Утром, когда собирался на завтрак в военторговскую столовую, позвонил дежурный по штабу. Он доложил, что в полк прибыл полковник Гросулов. «Совещание послушать». — подумал Громов и начал припоминать все то, что решил сказать офицерам: о пересмотре социалистических обязательств, о кружках по математике и физике, об изучении личным составом электроники и о многих других вещах, которые, по его мнению, как-то приблизят людей к тому, что ожидает их впереди.

Водолазов не мог сидеть на месте. Дома он ходил из угла в угол и все думал, думал. О чем только не вспоминал, с кем только в мыслях не встречался! Всех фронтовых друзей перебрал, с каждым поговорил, поспорил.

Как только присаживался, какой-то молоточек, обосновавшийся под черепной коробкой, вдруг срывался и начинал выстукивать: отставник, отставник, отставник... Стучал, проклятый, долго, безжалостно, умолкал лишь с приходом Наташи или когда разговаривал с Алешей. Мальчик стал самым желанным гостем и собеседником. Дед исходил с ним весь город, все его окрестности, они были на стройке, видели, как Наташа командует рабочими («Ловко у нее получается, мать в молодости такой же была»), смотрели одну и ту же картину подряд два раза, пока Алеша не засыпал у него на руках. Он нес его домой, укладывал нераздетым на диван, садился возле него, и тут молоточек вновь начинал стучать. Водолазов вскакивал. Просыпался Алеша, смотрел на деда и никак не мог понять, почему он мечется по комнате, почему у него нет ни усов, ни бороды: ведь все дедушки с бородами.

— Деда, почему у тебя нет усов и бороды? Ты же пенсионер, старенький, — спрашивал Алеша. Слово «пенсионер» звучит в ушах Михаила Сергеевича, как выстрел.

— Бороды нет? — останавливался Водолазов, чувствуя, что молоточек затихает.

— Да.

— Потому, малыш, что я полковник. А почти все военные не носят ни бороды, ни усов.

— Это правда, — согласился Алеша. — Все, все и даже генералы. А я знаю почему. Борода может вспыхнуть от папироски.

— Верно, — механически ответил Водолазов и стал снимать с Алеши пальтишко, валенки, шарфик. Потом рассказывал малышу истории про войну, длинные и страшные. Алеша прижимался к дедушке, слушал и снова засыпал, а Михаил Сергеевич все рассказывал и рассказывал, теперь уже не для Алеши, а для себя, чтобы не стучало ненавистное слово «отставник». Однажды вот так же сидел на диване, гладил Алешу по мягким волосам и ожидал Наташу. Она задерживалась: обещала прийти к трем часам, вместе пообедать и потом сходить в кино. Но уже наступали сумерки, а ее все не было. Наконец в сенцах послышались шаги. «Пришла», — обрадовался Водолазов, заспешил к двери.

В овчинной шубе ввалился Околицын. Михаил Сергеевич никак не ожидал увидеть председателя колхоза: Матвей Сидорович ни разу не был у него на квартире.

— Морозец сегодня. — Околицын потер ладонь о ладонь и отвернул воротник. — Можно раздеться?.. Теперь здравствуйте, товарищ полковник, — подал он руку, когда снял шубу.

— Садитесь, — показал на стул Водолазов и подумал: «Зачем это он забрел? Помощь просить? Нет уж, извини, теперь сам в ней нуждаюсь».

Околицын достал из нагрудного кармана пиджака какую-то бумагу, подал ее Водолазову.

— Прочитайте. — Председатель колхоза сказал таким тоном, будто записка относилась к Михаилу Сергеевичу. Водолазов даже затревожился: «Уж не о моей ли праздной жизни пронюхали в райкоме партии», хотя он знал: там известно, что он ушел в запас и решил «пока пожить в деревне», — так заявил Водолазов секретарю райкома Мусатову, когда становился на партийный учет.

Водолазов прочитал первые строчки:

— «Секретарю районного комитета Коммунистической партии Советского Союза товарищу Мусатову».

Проснулся Алеша, Водолазов взял его на руки. Спросил у председателя:

— Кто это пишет?

— Читай, читай, — торопил Околицын.

Водолазов надел очки.

— «Наш колхоз «Луч социализма» как будто бы живет хорошо. Хлеба в колхозе много. Да ведь не плохо, если к столу иногда будет подаваться и свежая рыба. Вам покажется эта мысль слишком дерзкой, несбыточной — резкий климат и безводье. Так думает и нынешний председатель колхоза тов. Околицын М.С. Прошу вас лично приехать по этим вопросам в колхоз и поговорить с членами артели, они вам покажут, где хранятся взаперти запасы воды. Но председатель упорно не желает открывать их для блага народа.

О к о л и ц ы н».

— Ничего не пойму, — пожал плечами Водолазов. — Это вы пишете?

— Что я — сам себе враг?!

— А кто?

— Сы-нок, — по слогам произнес Матвей Сидорович, пряча бумагу в карман. — А кто его воспитал таким шибко понимающим? Армия. На отца жалуется! Десять дней побыл в колхозе и все увидел! Ну не балбес ли, а? Поговорили бы вы с ним, Михаил Сергеевич, как коммунист с коммунистом. Прошу вас: сходите в полк и поговорите. Он на этом не остановится!

— Значит, бунтует? — промолвил Водолазов и шепотком, словно боясь громче сказать, добавил: — Полком теперь не командую, ваш сын вышел из-под моей власти, теперь я — сам рядовой...

— Есть выход! — хлопнул по пухлому портфелю Околицын. Он наклонился к Водолазову.

Алеша сполз на пол, побежал в другую комнату.

— Какой выход?..

— Старею, Михаил Сергеевич. Глазами ослабел: половину мира вижу, половину нет...

— Ну, ну, — не терпелось Водолазову узнать, что дальше скажет председатель.

— Да что «ну»! — вдруг озлился Околицын. — Ну, ну, — ворчливо повторил он. — Вызвал меня секретарь райкома партии товарищ Мусатов Виктор Филиппович. Поехали мы с ним смотреть разнесчастные родники. Боже ты мой, глазам своим не поверил! Три колодца вырыто, и вода в них бьет, просит простора... Когда они такое дело сотворили, не знаю, убей меня на месте, не знаю. Виктор Филиппович говорит: «Правы комсомольцы. Действительно ты, Матвей, слепой». Вот вам и ну! Потом товарищ Мусатов, когда возвращались обратно, сказал: «Пороть тебя надо, Матвей». Это уж точно, сечь будут на очередном собрании, хотя я уже меры принял и работа по сооружению водоема, кажись, пошла своим чередом. Но суть не в этом. Мусатов интересовался вами, что да как, не собираетесь ли на жительство в Воронеж, в город, так сказать, густо населенный отставниками, там климат не то что у нас... Одним словом, уполномочил он меня поговорить с вами, товарищ полковник, не согласны ли вы принять вот этот портфель. Колхозники все знают, проголосуют руками и ногами.

Возле самого окошка ярко светила электрическая лампочка. На обочине, под голым кедром, стояли два человека. Михаил Сергеевич присмотрелся и без труда узнал Бородина и Наташу. «Вот ты, голубушка, с кем задерживаешься! Как же это он пронюхал, ведь в селе-то она только раза три была?» И, повернувшись к Околицыну, сказал: