Николай Камбулов - Ракетный гром

Он пришел в штаб, как всегда, раньше всех и сразу начал просматривать служебные документы, которые не успел изучить вчера. Документов было много, но лишь один заставил его по-настоящему задуматься. Это была изложенная в письменной форме просьба Громова: возвращаясь с московских сборов, он сутки провел в штабе округа. Учебные планы они утрясли быстро. Петру Михайловичу очень понравился подход Громова к освоению РПУ-2 в сжатые сроки, и он тогда предложил:

«Послушайте, Сергей Петрович, хотите работать в моем штабе? Должность полковничья. Чувствую, из вас получится отменный штабист! Хотите?» Вместо ответа Громов вытащил из папки вот эту записку. Полагал, что разговор будет коротким, но он затянулся, и Громов опоздал на единственный поезд, который следовал в Нагорное. Отъезд нельзя было отложить. Гросулов вынужден был обратиться за помощью на аэродром, просить гражданское начальство перебросить подполковника в Нагорное.

Все обошлось хорошо. Громов вылетел и теперь, вероятно, давно уже на месте.

Подполковник Громов просил в отдельных случаях временно разрешать наиболее грамотным и подготовленным сержантам и рядовым замещать офицеров. Свою просьбу он обосновал тем, что в части некем подменять офицеров, уходящих в отпуск и освобожденных по болезни. Громов назвал это «вопросом, требующим срочного решения». Гросулов понимал тревогу командира полка и в то же время не мог сразу выдать «добро». «Дайте мне вжиться в свою должность, я же новый человек здесь!» Громов, чувствуя его колебания, нажимал: «Мы говорим о постоянной боевой готовности, а вот два офицера ушли в отпуск... Кто будет отвечать, если...» Он не договорил, но генерал и без того понимал, что может произойти, если пророкочет ракетный гром, а какого-то офицера не окажется на месте.

— Да, это «если» — серьезное дело, — вздохнул Гросулов. Он тут же решил позвонить Громову, сказать, пусть не торопятся с взаимозаменяемостью в расчетах, дело это хорошее, но сначала надо прочно оседлать новую технику.

По телефону доложил дежурный по части:

— Подполковник Громов еще не возвратился из Москвы.

Генерал положил трубку. Мелькнула тревожная мысль: «Не случилось ли что с самолетом?» Он быстро связался с аэродромом. Ему ответили, что самолет, на котором вчера вылетел подполковник, совершил в степи вынужденную посадку.

— А что с моим подполковником? — еще больше встревожился Гросулов.

— Пока ничего не известно.

— Я вас не понимаю, — загорячился Гросулов. — Поиск организовали? Высылаете вертолет? — Он резко положил трубку. — Черт знает что! Прошла целая ночь, а они только посылают!

Генерал торопливо набил табаком трубку. Некоторое время видел лишь струи дыма. Потом занавес раздвинулся, и он одним взглядом охватил весь кабинет, который почему-то показался чужим. Гросулов не удивился этому: действительно эту комнату, довольно просторную и светлую, он, командующий ракетными войсками и артиллерией, только-только обживал.

— В этой гражданской авиации, видимо, работают одни «тузики»! — крикнул он в гневе и снова позвонил в Нагорное.

Душная степная ночь с низким, тяжелым небом. Громов шел навстречу полыхавшему зареву. Восток горел так ярко и так непривычно, что трудно было поверить, что все это наяву: громадные огненные полосы перечерчивали облака, глухая тишина, черные длинные тени, падающее от деревьев. Громов оглянулся, увидел свою распластанную тень. Сразу же за тенью начинался мрак, черный, как деготь. Громову показалось, что он сам светится и что стоит только присесть или лечь, как исчезнет светлый клинышек, в котором помещается его тень. Он присел, и действительно, мрак приблизился, клинышек уменьшился. «Вот как! — обрадовался он тому, что мрак отступает перед человеком. — Вот как!» — повторил Громов, торжествуя. Он выпрямился, сделал несколько шагов в темноту, светлый конус также подвинулся вперед. Захотелось крикнуть: «Гей-гей! Человек светится!», но в это время он увидел извилистую красную нитку, тянувшуюся кверху. Нитка вдруг взбухла, рассыпалась искорками. Он догадался: летчик дает ему сигнал ориентировки. По светящемуся компасу и часам Громов определил свое местонахождение в степи: до ближайшего населенного пункта не менее восьмидесяти километров.

Летчик очень извинялся, а Громов думал: «Хорошо, что не разбились, братец ты мой». Посадку ночью, без подсветки Громов воспринял как чудо летного мастерства, какое-то колдовство. В то время как пилот сокрушался, ругал себя за промашку, Громов восторгался им.

Было решено, что одному из них придется идти пешком, чтобы сообщить на аэродром о вынужденной посадке. Громов пошел сам, заявив летчику, что он в этом степном районе как бог во вселенной — все видит, все знает. Но сейчас, после четырехчасового пути, он начал сознавать, что зря хвалился: идти в темноте было трудно, досада за вынужденную посадку обострялась все сильнее и сильнее...

Пока он, сидя спиной к востоку, возился с компасом, часами и картой, из-за горы выползло солнце. Он увидел его в тот момент, когда оно уже оторвалось от земли и висело кровавым шаром над хребтом. Удивила дымчатая корона: в такое время утра Громову еще не приходилось видеть корону солнца. Край ореола упирался в желтые ленты, висевшие неподвижно во мглистом небе.

Над одиноко черневшей вдали лесной полосой кружилась стая встревоженных птиц, которые то прижимались к деревцам, то устремлялись ввысь. Птицы кричали пронзительно и тоскливо. Мелькнула догадка: «Похоже, что все это к жаре, к зною».

И действительно, едва Громов поднялся на ближайший пригорок, как ощутил сильный припек солнца, дышать стало трудно. Жиденькая тень, падающая от одинокой, с оголенным стволом сосны, поманила к себе. В тени он снял рубашку. Стало немного легче. Но вскоре почувствовал, как сильно печет раскаленная солнцем земля. Там, где кончался скат пригорка и начиналась широкая равнина, нижние слои воздуха вдруг начали пламенеть и струиться, потом вся окружающая даль заколыхалась и поплыла огненным разливом, замельтешили, заиграли в доселе невиданных струях только что дремавшие кусты, стога и курганы. Солнце стояло марно, без лучей и блеска, мглистые полосы мертвенно прилипли к небу, да и все оно, затуманенное и загрязненное, было мертво. О мареве Громов слышал, еще будучи подростком, от знакомых пастухов, но не верил, что при этом возможны всякие видения. Ему хотелось пить, и он невольно начал оглядывать местность в надежде увидеть ручеек или колодец...

Струи воздуха уже пламенели, они были необыкновенно прозрачными, напоминали зеркальную поверхность, которая дрожа простиралась на далекие километры... Перед его взором возникло озерцо, окантованное густой зеленью. Громов несказанно обрадовался, ускорил шаг. Снял флягу и на ходу начал отвинчивать колпачок: он знал, что в здешних местах имеются озера. Ему даже почудился запах воды. Но в то время, как он уже предвкушал во рту леденящую прохладу воды, озерцо вдруг исчезло, потом снова появилось, теперь дальше, словно шло от него вперед. Буйная зелень берегов просматривалась до того отчетливо, что Громов видел, как колышутся отдельные стебельки камыша.