Маилис де Керангаль - Чинить живых

Том а плеснул воду в стаканы, поднялся, чтобы закрыть окно, и пересёк комнату; при этом он непрерывно наблюдал за родителями Симона Лимбра, не спуская с них глаз; конечно, в тот момент он мысленно разогревался, зная, что ему придётся быть с ними жестоким, ткнуть пальцем в свежую рану, начать допрос, о котором они ещё ничего не подозревают, попросить их подумать и сформулировать ответы, — а ведь они заморожены болью; он должен вернуть их на орбиту, и, несомненно, он готовился к разговору так же, как к уроку пения: расслаблял мышцы, успокаивал дыхание, осознавая, что пунктуация — это анатомия языка, структура смысла; он готовился так тщательно, что даже зрительно представлял будущую фразу, её интонационную линию; взвешивал первый слог, который произнесёт; тот самый слог, который расколет скорлупу тишины, выверенный, молниеносный, словно хирургический надрез, — за ним не угнаться даже юркой ящерице, взбегающей по стене, когда дрожит земля; даже трещина на яйце появляется не так быстро. И всё же он начал очень медленно, учитывая контекст ситуации: я полагаю, вы уже поняли, что мозг Симона разрушается; тем не менее все остальные внутренние органы продолжают функционировать: исключительный случай. Шон и Марианна моргнули — своеобразный способ выражения согласия. Приободрившись, Том а продолжил: я сознаю, какую боль вы испытываете; тем не менее я вынужден затронуть весьма деликатную тему, лицо медбрата озарено прозрачным сиянием; его голос повысился на тон, на полтона — и стал совсем прозрачным, когда он заявил:

— В нашем положении Симон может стать донором: он мог бы пожертвовать свои органы другим.

Бам! Том а разом возвысил хорошо поставленный голос, и кабинет, похоже, усилил его, как гигантский микрофон; высокоточное прикосновение — шасси «Дассо Рафаля» [64] «Дасс о Рафаль» («Dassault Rafale») — французский многоцелевой самолёт-истребитель (с 1986). — Примеч. ред. на палубе авианосца; кисть китайского каллиграфа; мяч, принятый теннисистом. Шон вскинул голову, Марианна вздрогнула — оба впились глазами в Том а : с ужасом они начали осознавать, что происходило в кабинете и чего требовал этот красивый молодой человек с чеканным профилем; этот красавчик, который так спокойно продолжил: я хотел бы знать: может быть, ваш сын затрагивал эту тему, когда вы с ним разговаривали?

Стены вальсировали, пол качался; Марианна и Шон были сражены наповал. Рты разинуты, взгляды плавают по поверхности журнального столика, руки завязываются в узел; воцарилось молчание, оно разлилось по помещению — чёрное, густое, головокружительное; молчание перемешало панику со смятением, с замешательством. Пустота разинула пасть; эта пустота прямо перед ними; пустота, которую они воспринимали как что-то, ибо невозможно, немыслимо представить её как ничто. Они вместе сражались с этой воздушной ямой, хотя в головах у них рождались абсолютно разные вопросы, разные эмоции: с возрастом Шон стал отшельником и молчуном, соединил в себе незамутнённый атеизм с лирической духовностью, взращённой на мифах Океании, тогда как Марианна в душе осталась девочкой, идущей к первому причастию: платье в цветах, коротенькие носочки, на лбу веночек из свежих цветов и просфора, прилипшая к нёбу; по вечерам она всегда долго молилась, стоя на коленях на верхней «полке» двухъярусной кровати, которую делила с сестрой; Марианна громко произносила молитву, не обращая внимания на кусачую пижаму; и теперь, заходя в церкви, она вслушивалась в тишину, как в сокровенную тайну, искала глазами крошечный красный огонёк, сияющий за алтарём, вдыхала тяжёлый аромат воска и фимиама, любовалась дневным светом, просеянным сквозь разноцветные витражи, деревянными статуями с раскрашенными глазами; однако лучше всего она помнила странное ощущение, охватившее её, когда она сняла с шеи символ веры; и Шон, и Марианна были захвачены видениями смерти, картинами загробной жизни; они представляли себе эти пространства, осенённые вечностью: бездна, исчезнувшая в морщине у космоса; царствие верующих; сад, в котором, повинуясь Деснице Божьей, из мёртвых восстают существа с возрождёнными телами; затерянная в джунглях долина, где кружат одинокие души; пустыня из пепла; сон, ответвление, Дантова дыра средь волн морских, а также чудесные берега, добраться до которых можно в деревянной пироге, изготовленной с величайшей любовью. Они оба наклонились вперёд, прижали руки к животам, чтобы пережить шок; мысли их скапливались в воронке вопросов, которые Лимбры никак не могли сформулировать.

Том а вновь заговорил — зашёл с другой стороны: Занесён ли ваш сын в государственный реестр граждан, отказавшихся быть донорами органов? Или вам известно, что он был противником подобной практики? Какая сложная фраза — лица Лимбров исказила гримаса. Марианна покачала головой: я не знаю; не думаю, она бормотала и бормотала, когда внезапно вдруг ожил Шон; тусклая квадратная голова медленно повернулась к Том а и заявила, пронзая пространство глухим голосом: девятнадцать лет, его торс раскачивался, как бы помогая сложить в единое целое плохо выговариваемые слова, ослабевшие губы плохо повиновались, мальчишки в девятнадцатилетнем возрасте много думают о подобных вещах? существуют девятнадцатилетние парни, которые отдают подобные распоряжения? скажите, такие существуют? Отдают распоряжения… на этом словосочетании Шон повысил голос; зубовный пистолет-пулемёт, ледяной огонь. Такое случается, тихо ответил Том а , редко, но случается. Шон сделал глоток воды, грохнул стаканом об стол: может быть, но это не про Симона. Тогда Том а просочился в то место, которое счёл брешью в диалоге, и задал вопрос, повысив голос ещё на тон: почему «не про Симона»? Шон смерил собеседника внимательным взглядом и процедил сквозь зубы: потому что он очень любил жизнь. Том а покачал головой: я понимаю, но настаиваю: любить жизнь — не значит не задумываться о смерти; он мог говорить об этом со своими близкими родственниками. Потянулись волокна молчания, они свивались в канаты; наконец на фразу Том а среагировала Марианна, хмурая и напряжённая, её речь тоже была не слишком связной: близкие родственники — да; не знаю; да, у него есть сестра; он очень любит свою младшую сестрёнку Лу; ей семь лет, они ладят, как кошка с собакой, но жить друг без друга не могут; ещё есть друзья, да, это точно, они тоже увлекаются сёрфингом: Йохан, Кристоф, друзья из лицея; да, я не знаю, но так думаю: мы их не часто видим, но его близкие… я не знаю, что вы подразумеваете под «близкими родственниками»; в конце концов — его бабушка; его кузен, он живёт в Штатах; и, конечно, Жюльетта; есть ещё Жюльетта, его первая любовь, да; вот и все близкие люди: это мы.