Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе

Шла вторая неделя жизни Фурмана в Петрозаводске. Он уже вполне автономно поддерживал дружеское общение со многими «товарищами». Между тем в самом клубе затевались какие-то новые дела, требовавшие активного участия Нателлы, и в этой суете она стала как-то незаметно ускользать от него. На поверхности вроде бы ничего не происходило, но все так складывалось, что они уже несколько дней подряд виделись только поздно вечером за чаем у нее на кухне, да и то в присутствии сестры. Даже от их короткого уединения после работы она сумела уклониться, «из чисто практических соображений» предложив Цирико сопровождать Фурмана и заодно выгулять Рифа. Послушное следование этой новой схеме оставило у всех исполнителей какой-то печальный осадок. Пришлось Фурману, использовав «военную хитрость», подловить Нателлу днем, прямо на улице, когда она куда-то бодро направилась по делам, и по дороге попытаться выяснить, что за всем этим стоит. Но серьезного разговора не получилось. Не удалось даже проводить ее дальше автобусной остановки. Правда, Нателла пообещала уделить ему свое драгоценное внимание и как-нибудь вечером сходить погулять с ним и с Рифом на набережную, как прежде.

И такая прогулка действительно состоялась. Фурман очень старался не передавить, ведь Нателла пошла ему навстречу. И вообще, он просто хотел понять, что у нее на душе, и помочь как друг, если, конечно, ей нужна помощь. Он терпеливо, на разные лады убеждал в этом свою упорно молчавшую и отводившую глаза подругу, и наконец вроде бы убедил: она начала подыскивать слова, чтобы объяснить – «хотя бы самой себе», – что же в ней сейчас не так (то есть она это признавала!), что изменилось. Но то, на что она указывала, Фурману очень не понравилось – возможно, потому, что не имело никакого отношения к нему и его любви к ней. Слушая знакомые песни о якобы абсолютном непонимании со стороны окружающих (в глаза ему она по-прежнему не могла смотреть) и о необходимости в ближайшее время принять какое-то «свободное и самостоятельное решение», «уехать куда-нибудь подальше», Фурман сначала расстроился, а потом стал все больше злиться. Все это было не то, не о том. Так говорили все, это было общим местом, юношеской пошлостью. По большому счету, это можно было даже назвать враньем. Во всяком случае, с ее душой происходило совсем не это. Почему она ни разу не сказала, что любит его? Извини, но мне кажется, ты юлишь, жестко сказал он. Ты хочешь уехать из города? Так давай уедем вместе. Я готов это сделать. И я очень хочу, чтобы мы были вместе. А чего хочешь ты, только по правде? Она смутилась и даже слегка покраснела: твои слова для меня неожиданность, если честно, я не готова тебе ответить, мне надо еще немного подумать…» В общем, они хоть и не рассорились окончательно, но оба остались огорченными, обиженными и разочарованными. Не примирил их и поцелуй, на котором Фурман настоял и который получился слишком «техничным» (если не злым).

Ночью он впервые подумал, не пора ли ему возвращаться домой.

Было еще светло. Заскочив в подъезд и придержав дверь, чтоб не хлопнула, Фурман радостно побежал вверх по лестнице и примерно посередине наткнулся на спускающуюся Нателлу. На вопрос, куда она идет и надолго ли, Нателла ответила загадочно и с какой-то очень нехорошей грустной ухмылкой. Вообще-то она говорила, что сегодня будет дома, и он на это рассчитывал. Что ж, иногда планы меняются. А все-таки, куда это она собралась? Секрет. И когда оттуда вернется? Не знает. Но точно нескоро. Слово за слово, игра приняла рискованный, почти скандальный характер. Изображая бесстыжего дворового хулигана, нагло пристающего к соседке, Фурман загородил дорогу и стал требовать ясного ответа. Скажи куда – и все, я тебя отпущу! А ты уверен, что действительно хочешь это узнать, спросила она с горьким вызовом…

«У меня появился другой человек». Так, неприятно поразился Фурман, и кто же он, этот «другой человек»? Выяснилось, что неделю назад она «совершенно случайно» столкнулась где-то со своим предыдущим ухажером (из «трудных» подростков, то есть самым настоящим, а не карнавальным хулиганом) и они снова стали встречаться. Выходит, все это время у нее шла какая-то параллельная тайная жизнь… Теперь многое стало понятно. (Интересно, знал ли об этом кто-нибудь еще, например Тяхти?) Конечно, надо было отпустить бедную девушку туда, где ей было лучше, но на прощанье Фурман все же захотел узнать, почему ей лучше «там». То есть почему с ним – хуже. «Потому что у нас с тобой все началось грязно», – в отчаянии бросила она. «Ах вот оно что. А с ним у тебя, значит, всё чисто? – с машинальной обидой ответил он. Было уже не важно, что еще она скажет. – Ладно, все, пока».

Она ушла, а он, постояв несколько секунд и поняв краем сознания, что немедленно должен куда-то двигаться, целенаправленно шевелиться, иначе ужас полностью овладеет им и вырвется наружу, – на подгибающихся ногах поднялся к ней домой, что-то успокоительно наврал Цире по поводу своего бледного вида, взял оставшиеся деньги и поплелся на вокзал. Увы, оказалось, что в кассе есть билеты только на завтрашний вечерний поезд, без вариантов.

Впереди у Фурмана были целые сутки. «Грязь, грязь, грязь, – яростно шумело и билось в его голове, – я грязен, а она чиста…»

Отдельная запись Фурмана на листах, вырванных из белого блокнота

9 января, Петрозаводск

За окном прилепилась белесая морозная плесень, в которой близко-далеко лучатся и расплываются холодные шарики огней. Или вдруг налетит черная метель леса, и нескончаемо долго поскрипывает и топочет в ней ровным привычным перестуком невидимый, но ощущаемый во всю длину поезд, который хранит в душной, тесной коробке меня и Новый год. Поезд несет меня, несет из родного, но больного города в другой – любимый, где живут любимые люди: много людей. Сзади остались тоже любимые, но не любящие. Люди в любимом городе занимаются Делом, а последние полгода я чистил себя под воспоминаниями об их лицах, глазах… И теперь предстоит не вспомнить, а увидеть их. Как странно – или страшно? – звучит: снова стать честным. Освободиться от постоянного чувства недосказанности, фальши в отношениях даже с самыми близкими. Возможно ли это вообще – сбросить свою верхнюю, всю в шрамах и ушибах кожу, оставшись в последней тонюсенькой шкурке, которая лишь чуть-чуть прикрывает сердце и мысли…

Распахнув глаза, смотрю в окно на медленно надвигающийся город, ищу и узнаю знакомые дома, деревья. «Вот я здесь», – шепчу, ступив на белое плечо платформы, и вдыхаю белый воздух, которым дышат друзья…

Люда Лукашова – Фурману

2 февраля, Петрозаводск

…Ты знаешь, вчера на работе сидела, и вдруг шальная мысль – ты никуда не уехал. И так поверила в это, что, выходя на улицу, приняла какую-то белую шапку за твою, но… А потом ехала в автобусе, из окна увидела ближе человека в белой шапке и улыбнулась себе и была благодарна ему. А он шел, ни о чем не подозревая, вот так!