Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе
- Название:Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «КомпасГид»8005cf5c-a0a7-11e4-9836-002590591dd6
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-00083-007-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе краткое содержание
Дедушка тоже был против больницы. Но мама с неожиданным фатализмом сказала, что, раз врач так настаивает – а этого врача им порекомендовали именно как знающего детского специалиста, и найти кого-то еще у них вряд ли получится в ближайшее время, – значит, нужно соглашаться. Если нет никакого другого способа определить, что происходит, пусть будет так. Черт с ней, со школой, пусть она провалится! Главное, чтобы возникла хоть какая-то ясность, потому что без этого жизнь начинает просто рушиться.
Самого Фурмана охватывала жуть, когда он представлял себе, что ложится в психушку. Но двигаться можно было либо вперед – то есть туда, либо назад (в школу). В конце концов, он ведь не собирался никого обманывать…
Читатель держит в руках третью из четырех частей «эпопеи». В ней юный герой с головой погружается в диковатую реальность полуподпольных молодежных кружков эпохи «развитого застоя».
Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Долго ли я здесь продержусь, процепляюсь? Или «все образуется»? Безрадостно – вот что…
«Если бы бога и не было – его следовало бы придумать». Может, и мне придумать себе человека?
Что-то есть патологическое в моем отношении к людям (опять я о ерунде!). Вы так хрупки, вернее, так хрупка Ваша картина мира (конечно, с моей стороны), я поэтому перестал досаждать Вам собой… Хотя что же я делаю сейчас, как не досаждаю собой? Вы делаете вид, что любите всех, каждого, но, естественно, Вас не хватает, и близко к Вам не подойдешь… Наверное, зря я сказал Вам о патологическом отношении к людям, хотя оно у меня в другой форме. Вы не подумали, что я это со злом?!!!
Эй! Друг, не думайте. Однажды я уже говорил С. Друскиной, что считаю Вас своим Учителем…
Ладно, ужо мне, расписался! Я любуюсь своей сентиментальностью и слезливостью. Однако не просочиться бы в канализацию!
Ах, мой добрый друг, я унимаюсь, унимаюсь. Не щипайтесь, пожалуйста!
До свишвеция!
Записи Фурмана на двух отдельных листках
Вторая половина февраля, Петрозаводск
Европейские поэты Возрождения – верхняя полка, лежит
Поэзия английского романтизма – 4 п., слева
Акутагава Рюноскэ – 2 п., слева
Поэзия Латинской Америки – 2 п., справа
Типография – нетПочта – не былПластинка – нетГубка – нетГости [зачеркнуто] Счет [зачеркнуто] Вещи [зачеркнуто] Письма – не всеХлеб [зачеркнуто] Масло [зачеркнуто] Чай [зачеркнуто] Пуговица и вешалка – нет
Открытка, которую Фурман отправил своим родителям
22 февраля, Петрозаводск
Кто плаванье избрал призваньем жизни
И по волнам, коварно скрывшим рифы,
Пустился в путь на крошечной скорлупке,
Того и чудо не спасет от смерти,
И лучше бы ему вернуться в гавань,
Пока его рукам послушен парус.
Дыханью сладостному этот парус
Доверил я в начале новой жизни,
Надеясь лучшую увидеть гавань.
И что же? Он понес меня на рифы,
И все-таки причина страшной смерти
Не где-то кроется, а здесь, в скорлупке.
Надолго запертый в слепой скорлупке,
Я плыл, не поднимая глаз на парус,
Что увлекал меня до срока к смерти.
Однако тот, кто нас ведет по жизни,
Предупредил меня про эти рифы,
Дав – издали хотя бы – узреть гавань.
Огни, что ночью призывают в гавань,
Путь указуют судну и скорлупке
Туда, где штормы не страшны и рифы.
Так я, подняв глаза на вздутый парус,
Увидел небо – царство вечной жизни —
И в первый раз не испугался смерти.
Нет, я не тороплюсь навстречу смерти.
Я засветло хочу увидеть гавань,
Но, чтоб доплыть, боюсь – не хватит жизни;
К тому же трудно плыть в такой скорлупке,
Когда дыханием наполнен парус —
Тем самым, что несет меня на рифы.
Когда бы смертью не грозили рифы,
Я не искал бы утешенья в смерти,
А повернул бы непокорный парус
И бросил якорь – сам бы выбрал гавань.
Но я горю под стать сухой скорлупке,
Не в силах изменить привычной жизни.
Ты, без кого ни смерти нет, ни жизни!
Скорлупке утлой угрожают рифы, —
Направь же в гавань изможденный парус.
Простите за мелкий почерк.
Пока на нелегальном положении.
Пришлите или лучше приготовьте
писчей (маш.) и туалетной бумаги:
пишу много писем, статей и пр.
«…Творенье может пережить творца…»
Из Микеланджело Буонаротти
Фурман – Нателле
24 февраля, Петрозаводск
Понимаешь, очень не хватает любимого больше всех человека, любимой. Мне не к кому, некуда сейчас пойти. О том, что так будет, я догадался еще в прошлый раз. Но думал, надеялся – «Товарищ» займет все время, без остатка на одиночество. И вдруг увидел, что «Товарищ», все люди, каждый в отдельности – не в состоянии дать или взять у меня столько времени. Пока нельзя этого требовать от «Товарища» даже тому, кто хочет слиться с ним, жить им. Может быть, я приехал слишком рано для самого себя. Но время-то рушит, рушит «Товарищ», нет и не будет ни малейшей отсрочки. «Товарищ» стал «воскресным клубом». Люди собираются раз в неделю, да и то по необходимости – нужно делать страничку. Из-за этого «Товарищ» не может быть и не будет для ребят главным делом, ведь бóльшую часть своего времени они проводят с другими людьми, в других – основных – коллективах (школа, университет, семья). Но коммунарство – это слишком важно, чтобы проиграть, уступить в нем, отступить или только подумать об этом шаге…
Фурман – Люде Мининой
24 февраля, Петрозаводск
Ах, зачем я не девочка!
«Как все было бы просто и ясно тогда!» – говорит во мне глупый маленький бородатый мужчинишка. И хотя мы вовсе не верим этому нервному замухрышке – только одного жду я от жизни: когда я смогу, наконец, стать настоящей девчонкой. О, как страдает моя женская интуиция в этом толстеющем грубом теле! Женщина, которой я являюсь, хотя и без документов, громко стонет и плачет в его бурчащем и булькающем пузе. Горе мне!
Людка, неужели среди всех нас у тебя не было человека, друга, живущего твоими печалями и радостями, которому можно рассказывать, рассказывать или молчать… Ведь тоска исчезает, когда есть человек рядом с тобой. Что же мне сделать, чтобы Тебе было радостно и счастливо?
Фурман – Люде Мининой
24 февраля, Петрозаводск
Ох, как много нужно, чтобы иметь основания для жизни. Ведь вся эта чехарда (какое слово!) дней и лет состоит из невыносимого желания не жить, тянущегося, несмотря на невыносимость, до самого конца, и коротких, страшно, удивительно, безысходно коротких секунд того, что называется счастьем: когда до смерти хочется жить, жить, хоть «с кишками, намотанными на колеса поезда»… МНОГО – это только человек рядом с тобой.
…Однако, как мы отвыкли говорить по-человечески. Ведь были же и у нас с тобой пару раз неловкости и нескладности, правда? Видно, практики не хватает. Пустяки, дело житейское! Нет, просто здорово, что Ты ОТКЛИКНУЛАСЬ, хотя о стольком еще говорить.
УРА! Один: ноль в нашу пользу!
Победила дружба!
Дневниковая запись Фурмана на обрывке листа из блокнота
Петрозаводск, без даты
Переписать готовые письма [зачеркнуто]. Написать Маринке, Лариске [зачеркнуто] , Таньке [зачеркнуто] и в Москву. Купить тетради, чернила и пр. – потомПродукты [зачеркнуто] Посуда [зачеркнуто] Помойное ведро [зачеркнуто]
ЗАРЯДКА!!! [зачеркнуто]
Среда – обед у Таньки к часу [зачеркнуто] Стирка и ногиРешить, как начать статью [зачеркнуто] Вопросы к анкете для директоров школПодумать о людяхЛюдка Лукашова [зачеркнуто] Посмотреть речь Брежнева.
Фурман – Нателле
26 февраля, Петрозаводск
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
