Мартина Хааг - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)

— Ну что, — с надеждой спрашивает Веса, — получится?

— Да, — отвечает одна гримерша, — если добавить Изабелле седины и сделать ту же прическу, что у Рейне, считайте, полдела сделано. Правда, придется довольно много состричь и, возможно, сделать легкую химию, чтобы распрямить волосы, у Рейне-то они прямые…

— У нее та же форма лица, что и у Рейне, — подхватывает другая. — Сделаем подбородок чуть пошире, добавим щетину и бачки, ну и, само собой, густые мужские брови. Потом нарисуем ямочку на подбородке, положим тени у крыльев носа — да после этого их родная мама не отличит!

Я смотрю на фотографии Рейне, затем на свое отражение, одновременно пытаясь не забыть названия акробатических номеров. Я немного беспокоюсь. Надеюсь, они окажутся не слишком сложными.

Веса обещает мне позвонить в конце недели, после того, как они встретятся со всеми кандидатами на роль Виолы.

— Да, Изабелла, хочу вас сразу предупредить: сначала предполагалось, что роль Виолы будет исполнять одна из актрис нашей труппы, но потом выяснилось, что акробатические номера ей не по плечу. Поэтому нам и пришлось в последнюю минуту искать подходящую кандидатуру — к сожалению, мы не сразу поняли, что для этой роли требуется профессиональная акробатка. Обычной актрисе такое не потянуть.

Он пожимает мне руку, я открываю тяжелую дверь и выхожу навстречу метели на Нюбругатан.

Несколько раз оборачиваю шарф вокруг шеи и, поскальзываясь, иду домой. Я как в дурмане. Что это было? Что я наделала? Так, посмотрим… Я была на встрече в главном театре Швеции и соврала, выдав себя за профессиональную акробатку. Которая умеет делать… как там его? Kick the star? Нет, moon. Что-то от стены и какой-то корделиз. Я продолжаю идти. Снег забивается под шарф и стекает холодными каплями под свитер. Я иду так быстро, что перехватывает дух. С каждым шагом в голове бьется: «Что я наговорила?! Что же я наделала?!»

Придя домой, первым делом пытаюсь сделать стойку на руках у стены. Ничего не получается. Руки прогибаются под тяжестью тела, я падаю, явно что-то сместив в позвоночнике. После этого у меня сводит шею. Голова не поворачивается, теперь я могу смотреть только прямо перед собой.

— Слушай, вот теперь я за тебя по-настоящему волнуюсь, Белла! — говорит Кайса в трубку. — Я еще понимаю, когда человек пишет в своем резюме, что отлично играет на трубе, но врать Ингмару Бергману и всему Драматическому театру, что ты профессиональная акробатка… Не знаю, по-моему, в этом есть что-то нездоровое.

— Да нет…

— Ты же окончательно опозоришься! Ты должна позвонить в Драматический театр и все им рассказать. Причем немедленно. Позвони прямо сейчас, а потом перезвони мне. Я подожду у телефона.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Если мне достанется роль Виолы, я как-нибудь справлюсь. Я все решила. Иногда удача приходит, откуда ее не ждешь, я просто обязана справиться. Такой шанс выпадает раз в жизни, и я его не упущу.

— Белла, я тебя умоляю, да ты Даже простой кульбит сделать не можешь! Извини меня, конечно, но ты самый неспортивный человек из всех, кого я знаю. Ты же со школьных времен задницу от стула не отрывала!

— Ничего подобного, я, между прочим, занималась танцами, когда училась в «Культураме» — ходила на джаз и степ.

— А, ну тогда конечно. Это меняет дело. Прямо камень с плеч. Уф. И ведь совсем недавно — году эдак в семьдесят шестом, да? Так что когда Бергман попросит тебя выйти на сцену на руках, ты просто отобьешь ему чечетку, и все решится само собой.

— Смейся, смейся, вот увидишь. Если мне достанется эта роль, я научусь всему, чему надо, и все тут.

— Что ж, желаю тебе удачи. Может, мне самой позвонить в Драматический театр и сказать, что ты…

— Кайса, ну хватит тебе! У меня все получится. Ты что, совсем не слышишь, что я говорю? Лучше бы поддержала меня, чем сидеть и каркать…

— Ладно, ты права. Но если ты хочешь знать, что я думаю…

— Я и так знаю, что ты думаешь. Спасибо. А теперь мне пора, я, между прочим, с сегодняшнего дня начинаю бегать.

Достижения недели:

я могу пробежать целых 17 минут, не останавливаясь. Причем необязательно под гору.

Ошибка недели:

не стоит бегать в кроссовках, которые тебе малы. То есть вообще-то они мне впору, но я их надела с носками, потому что на улице ужасный холод.

Блюдо недели:

спагетти с вяленым окороком, яичным желтком и черным перцем — 3 кроны за порцию.

Доброе дело недели:

отправила открытку бабушке (котенок, выглядывающий из кофейника).

Мантра недели:

главное — не сдаваться.

Фраза недели: не нужно забывать, что жизнь — это не генеральная репетиция, а сам спектакль.

Идиот недели:

домовладелец. На этот раз он занял коммунальную прачечную, хотя была моя очередь стирать.

Я так разозлилась, что сначала переключила температуру на 95 градусов, но потом передумала и вернула на 40.

Радостная новость недели:

опять позвонили из Драматического театра! Меня вызвали на еще одно собеседование. Там был фотограф, который общелкал меня со всех сторон. Теперь эти фотографии отправят Бергману на остров Форё. Надеюсь, у меня на них не очень дурацкий вид.

Облом недели:

ходила на голосовой кастинг для рекламного ролика кредитной карты. Проторчала полтора часа в тесной студии, произнося слово «Еврокард» на все лады. В итоге вместо меня выбрали какого-то американца.

Главное — не сдаваться. И это касается не только актерской карьеры, но и всего остального. Повторенье — мать ученья. Это как прыжки. Это не так уж сложно, если взяться за дело всерьез. Встаешь утром, надеваешь кеды — и давай тренироваться. Раз — два — три. Прыг-скок, прыг-скок. Раз — два — три. И так до обеда — что-нибудь перекусишь, чтобы еще больше укрепить ноги, и снова продолжаешь. Раз — два — три. Понятное дело, что таким макаром ты рано или поздно станешь чемпионом мира.

Мне опять позвонили из Драматического театра! На этот раз меня снимали в зале для репетиций — сначала я ходила на цыпочках, плавно, как в замедленной съемке, а потом носилась взад-вперед по всему залу, изо всех сил стараясь не чувствовать себя идиоткой.

— Быстрее! Быстрее! Пробегите по-мужски! Туда-сюда, быстрее на поворотах. А сейчас все то же самое, но по-женски! — выкрикивали по очереди Веса Сааринен и ассистент режиссера.

Я совсем запыхалась. Потом я выглядывала из-за черного задника с разным выражением лица: удивленным, сердитым, смущенным и т. д., и все это время меня снимали. Еще мне пришлось произнести несколько реплик. В основном короткие восклицания, вроде «простите!» или «эй!» И вот сейчас я лежу перед сном и думаю, что, может, в эту самую секунду Ингмар Бергман сидит и просматривает видеокассету, на которой я выглядываю из-за задника и хитро восклицаю: «Ага!»