Генрих Сапгир - Летящий и спящий

Стало заметно холоднее. Хотел надеть пиджак, что висел на спинке стула, от рукава к ладони зазмеились крошечные голубые молнии — и как будто увидел, да, да, увидел: по рубчатой ткани пробежал голубоватый пушистый зверек, мордочка совершенно человеческая, прыгнул на бархатную гардину и — исчез, как растворился, в складках.

Человек испугался и обрадовался.

— Здравствуй, я видел тебя.

— Швиссана! — просвистело из гардины.

— Тебя так зовут, — догадался человек.

— Швиссана!

— Покажись еще, Швиссана!

— Швисс…

Вылетело из бархата голубое текучее искрящееся змеящееся…

Запрыгал зверек: пых, пых, пых. Как пламя от спички по газовым конфоркам. По паркету просквозил, на ковер выскочил. Сидит, хвостик искрами так и ходит, пересыпается. Глазки — капли ртути. Человеческая мордочка улыбается.

И тут заметил наш герой непорядок: на паркете, на ковре, на гардинах остались горелые темные полосы, так, слегка, но здорово заметно. По правде говоря, сильно испугался, что жена скоро вернется. Как выкрикнет, сам от себя не ожидал, да так злобно:

— Брысь!

Зверек — фук! вверх и погас. Только озоном запахло. «Куда ты?» — хотел остановить. Но услышал, щелкнул замок. Пришла жена, и получился скандал. Никак объяснить ей не мог, зачем ковер и гардины паяльником прожег. Плюнул и ушел пиво пить. А может, просто поразмышлять, что это с ним произошло.

«Значит, не такой уж я обыкновенный!» — взволнованно думал он.

И стал еще зорче смотреть и примечать, что вокруг делается. А вокруг было всякое: и шевеление и появления, и даже на улицах. Появятся вровень с крышами эдакие прозрачные столпы — и ходят между людей и машин. Уличный поток льется насквозь: женский рыжеватый локон, серое пальто, кожаная сумка, черное зеркало проезжающего «мерседеса» — все на миг становится туманней и радужней.

А то — промежутки. Собеседники, особенно восточные люди, разговаривают. Жестикулируют отчаянно — изображают. И появляется между ними нечто — кривляется, пляшет. Дергается, как на веревочках. Само, видно, большое удовольствие получает. И чем больше экзальтация и агрессия беседующих, тем заметней оно становится (посвященному глазу, конечно): кожистое, все в складках, отростках, жабьими глазами вращает.

Есть — на людях верхом ездят, это на отмеченных. Идет и не подозревает, что он особенный — убийца. Но зоркому глазу, опытному, сразу видно: сидит на нем нечто, вцепилось — не оторвешь, облизывается длинным языком, ноздрями в толпе водит.

Стал фотографировать. Если направить объектив туда, где никто и не подумает снимать, сверху над толпой, над столиками кафе, в сторону куда-нибудь — в кусты акации, иногда проявляются. Не всегда лики и лица, чаще темные пятна и радужные извилистые формы. Несомненно, живые существа.

Гораздо интересней жить стало. С женой Надей развелся. Чтобы не мешала наблюдать и общаться. Что из того что ребенок Алеша! Ребенок Алеша все время вопит и лезет куда не надо. Биосферу разрушает. А ведь все вокруг кишит кишмя, как в капле воды под микроскопом.

Послал наблюдения и фотографии в столичный журнал. Напечатали. Даже некоторая известность появилась. Новые знакомые, лекции, симпозиумы. Авторитеты.

Как зовут нашего героя, простите, не указал. Да не все ли равно, как его зовут, много таких оригиналов и ясновидящих кругом стало. Видно, и впрямь новые времена грядут.

Правда, таинственный зверек больше ему не показывался. Следил, подстерегал в темноте. Однажды тарелки из буфета посыпались и кто-то сковородкой в лоб ему заехал. Вот такой синяк! Можно сказать, доказательство. Возможно, говорит гуру, агрессия жены сработала. Однако голубой электрический зверек так и не появился.

В одном южном городе жил человек, у которого светились подмышки. Когда он поднимал руку, оттуда ударял яркий свет — ярче электрического фонаря.

Улицы в этом городе, как и в других городах России, плохо освещались, и, когда человек поздно возвращался домой, соседей это заставало врасплох. Словно на короткое время взошло солнце, прошествовало через двор — и по лестнице.

«Каждую ночь в окнах квартиры № 37 зажигается неестественный, нечеловечески яркий свет. Не мафия ли это под покровом ночи пересчитывает свои барыши?» — писал бдительный пенсионер.

«Просим проверить, не похищен ли с какого-либо полигона важный аппарат, необходимый для обороны страны?» — жаловались старушки.

«2 часа 00 минут. Зафиксировал. На лестнице дома напротив пришелец передавал сигналы на орбиту. Над домом замечена тарелка. Прошу разобраться в зафиксированном мной явлении».

Приезжали, поражались, проверяли, но так и не разобрались. Выводы и диагнозы были различны, человека несколько раз отправляли в милицию и в больницу. Лечили. Но, кажется, безуспешно. Других последствий не последовало.

Родители с самого начала относились к этому, как если бы у ребенка был шестой палец на ноге. Очень любили тушить свет на семейных торжествах. А потом привыкли:

— Погаси подмышку. Дай спать.

Еще в юношеском возрасте со смутным чувством ожидания человек рассматривал себя по пояс голого в зеркале платяного шкафа: лицо — ничего выразительного, фигура — никакой значительности. И вдруг поднимал руку, как голосовал, — из сумрака зеркала бил слепящий луч, опускал руку — и снова серебряные сумерки и круги в глазах. Что-то должно было с ним случиться… Ведь не зря же такое…

Но ничего не случалось, кроме мелких неожиданностей и таких же неприятностей.

В юности некоторое время занимался в атлетической секции. Озадаченный тренер щупал его длинные мышцы предплечья и заглядывал под мышку.

— У тебя, парень, золотые подмышки! — восхищенно говорил он. — Может быть, тебе заняться сиамским боксом? Раз! — и противник ослеплен. Два! — нокаут ногой, и он вырубается… А может, тебе пойти во флот сигнальщиком?

Нет, не пошел он во флот по причине близорукости. Но подруга, потом жена, часто в интимные моменты говорила:

— Не свети, дурашка. Мы же с тобой, как на экране, — и смеялась, смеялась — все это ей казалось очень смешным.

Друзья и сослуживцы тоже посмеивались, но относились с некоторой опаской: такой дар непонятно зачем, может быть, в этом есть скрытое значение, до поры игнорируемое наукой. Что-то вроде как у экстрасенсов, но в отличие от них — ни пользы, ни вреда.

Так и проходила эта жизнь больших ожиданий и несбывшихся надежд. Но, как всегда, сработали Время и Случай. Из темноты высветлился не совсем благообразный лик — раннеморщинистый, небритый, с жадными глазами и тонким ртом. Полуфилософ-полумонах, а впрочем, случайных подруг не чуждался.

В богемной компании, по обыкновению, не столько пили, сколько галдели и, конечно, попросили нашего героя продемонстрировать свои способности. Полуфилософ-полумонах видел такое впервые и был потрясен.