Михаил Климов - Другая дверь

Надо честно признаться, что такой, почти литературный язык сумрачному чеху был совсем не свойственен, говорил он по-русски довольно плохо, коверкая слова, путаясь в падежах и предлогах, заменяя, где можно и нельзя, наши слова на чешские, польские и украинские.

Но точно воспроизводить его речь мы не будем по одной простой причине. Если это сделать здесь, то надо вернуться назад и внимательно воспроизвести все те аграмматизмы и неточности, которые были свойственны всем героям этой книги. Но тогда и она сама из душещипательного романа превратится в собрание анекдотов.

Поэтому, поверьте автору на слово, что чех по-русски говорил, но плохо, однако в основном его Слава понял.

И ждал продолжения.

И оно последовало:

– Кроме того, – бубнил сумрачный чех, – вы также заказали нам найти все еврейские семьи с фамилией Мандельштам, что мы также исполнили. Таковых на всю Прагу оказалось зарегистрировано ровно семь…

– Дайте мне пять минут… – попросил Прохоров, сразу всё вспомнив.

И где он, и зачем сюда приехал, и что сегодня ему предстоит, и даже кое-что из нынешней ночи…

Последнее, правда, тут же было выкинуто из сознания…

А чех молча кивнул, да, вот тебе пять минут, всё понимаю и жду…

А Слава прошёл в комнату, которую, совершенно интуитивно, но правильно принял за ванную, и начал быстро приводить себя в порядок.

Немного этому процессу мешала забинтованная рука, а также то, что горелка для ванны здесь была другой системы, чем в Берлине. Но наш герой здраво рассудил, что холодная вода будит даже лучше, чем горячая, а рана на руке у него такая неглубокая, что вполне выдержит и мокрый бинт.

В общем, через примерно семь минут, а не пять, как было заявлено, Прохоров, приведя себя в человекообразное состояние и даже белье поменяв, вышел к чеху и произнёс только одно слово:

– Кофе…

Тот опять кивнул, показал на пальто нашего героя, мол, бери с собой, взял со стола список и они вместе спустились вниз. Кофейни в гостинице не было, поэтому, пройдя примерно тридцать метров, они спустились по пяти ступенькам вниз, где нашли семь или восемь столиков и веселую хозяйку, которая тут же сообразила не только кофе, но и большую тарелку рогаликов с маслом и маком.

Слава между тем рассматривал протянутый чехом список.

– Это всё – семьи? – уточнил он.

? – не понял чех.

И раскурил свою трубку…

Но на этот раз, видимо, табачок был другой и даже оставлял шанс выжить пассивным курильщикам.

– Ну, это всё семьи, – переспросил наш герой, – или тут есть и одинокие евреи с такой фамилией?

– Хм, хм… – оказывается, этот сумрачный тип умел смущаться, – это не все семьи, трое – вот эти, – он потыкал пальцем в конец списка, – живут одни.

Тут Слава понял, почему смутился чех – похоже, они просто переписали всех Мандельштамов из адресной книги Праги – огромная работа для детективного агентства. С другой стороны, три последние фамилии были отделены чертой, а данные о составе проживающих вряд ли публикуются в такого рода изданиях. Впрочем, какое его дело, что они тут делали, главное результат налицо – отпали три адреса из семи…

Почему-то Прохоров помнил, хотя не знал почему (Надин что-то говорила?), что у Нади тут была большая семья, а не одинокий дядя или двоюродный дедушка.

– Какой ближний? – он посмотрел на список.

– Вы хотите объехать сегодня все адреса? – уточнил чех.

– Вот эти четыре… – Слава указал на верхние строчки.

Сумрачный задумался, прикидывая маршрут, наконец, ткнул корявым пальцем во второй адрес:

– Начнём отсюда, – потом, укоризненно взглянув на нашего героя, строго добавил, – извозчик для всех этих, – он покрутил трубкой в воздухе, но слова подходящего для такой траты денег так и не нашёл, – будет стоить очень дорого…

– Марок десять? – чех кивнул. – Это мы потянем…

Но первый адрес им удачи не принес. Тут проживала какая-то большая – человек пятнадцать детей, не считая дедушек и бабушек, семья, из которой никто не слышал ни о какой Надежде Мандельштам из России.

Старый, с короткой седой бородкой еврей посоветовал им обратиться к семейству, живущему вон в том доме, в самом начале улицы, у них точно есть родственники в Москве и даже, кажется, в Одессе…

– Они тоже – Мандельштамы? – спросил чех по просьбе Славы.

– Нет, они Розенштуцеры, – возразил старик, – но если у них есть родственники в России, они могут знать и Мандельштамов, у которых есть там же родные…

Пока добирались до следующего места, Слава вспомнил, что надо дать телеграмму Володе, но после передумал – сегодня первое, а тот стал деканом второго, так что и завтра успеется…

Но и в этом месте им также не повезло.

Тут и семья была поменьше, а дом побогаче. В нижнем этаж располагался посудный магазин, принадлежащий как раз Мандельштамам. Его хозяин на вопрос чеха что-то буркнул под нос, судя по всему нелестное для таких гостей, которые только спрашивают, но ничего не покупают.

Однако из перевода сумрачного детектива отчётливо было понятно, что и этот адрес не тот…

Подъезжая к третьему адресу, Слава вдруг впервые начал узнавать места. Он бывал раньше в Праге, это был первый иностранный город, который он посетил ещё в конце восьмидесятых и тут, на Кармелитской жил (через сто лет) его знакомый коллекционер, который собирал карты и по делам часто приезжал в Москву, где они познакомились и почти подружились. Почти, потому что виделись редко, но всегда друг другу симпатизировали.

Вот и сейчас, увидев вдалеке наверху Градчаны, Прохоров вдруг осознал, что вот-вот должна начаться Кармелитская улица.

Он выхватил из рук чеха список, прочитал название и на четвертой строке нашёл то, что искал. И почему-то этому обрадовался, хотя понятно было, что приятель-коллекционер ещё даже не родился, да и родители его тоже, скорей всего не существуют. Однако стало отчего-то радостно на душе и начало казаться, что их бессмысленные пока скитания вот-вот закончатся успешно.

Они вышли у соседнего дома, вон там подъезд, в котором не раз бывал (будет?) наш герой, поднялись по лестнице на второй этаж.

– Надежда? – спросила худая высокая женщина с усталым лицом. – Из Москвы? Да, знаю, она была у нас три дня и только что отправилась на вокзал, чтобы вернуться в Россию…

У Славы всё оборвалось внутри.

– Где? – выстреливал он вопросы, – Как? Какой вокзал? Давно ли ушла? Как должна добираться?

– Если вы будете мне мешать, – прервал его чех, – мы ничего не узнаем. Дайте мне подробно расспросить госпожу Мандельштам…

Прохоров зажал себе рот рукой и молча уставился на них. Но как только услышал в словах женщины знакомое словосочетание Карлов Мост (по-чешски это звучало так – «Карлув мост», но и такой вариант был Славе знаком), сорвался и бросился вдогонку. Он не помнил, можно ли было подъехать ближе к этому мосту, сам он был (в его время) закрыт для транспорта, но отлично знал, где это и как туда добраться, потому что не раз ходил этим маршрутом в той, своей Праге.