Эрих Хакль - Две повести о любви

Новый план, но об этом я узнал лишь потом, отличался от старого по всем пунктам. Во-первых, не было заключенного, который, как я, хотел и был готов бежать и который, как я, мог бы переодеться в эсэсовца, во-вторых, следовало исходить из того, что большая цепь постов на этот раз была бы оставлена на более длительный срок, чем на три ночи. Как долго, рассчитать было невозможно. Тем самым исключался вариант бегства в два этапа, с промежуточным укрытием в пределах лагеря. Нужен был хороший совет. И тут в игру опять вступает Руди Фримель.

Именно он и организовал побег. Он уговорил участвовать в побеге одного шофера-эсэсовца. Предполагалось, что этот человек сможет выехать из лагеря на грузовике, груженном ящиками, а в ящиках должны были спрятаться Эрнст Бургер, один поляк и, по-моему, еще один, всего их трое было. А эсэсовец, по имени Франк, посвятил в это дело еще одного эсэсовца, судетского немца, тот тоже вызвался участвовать и здорово помог в осуществлении замысла.

Побег был назначен на 27 октября, на десять утра. Место встречи — площадка перед вещевым складом. Оттуда отъезжают грузовики с грязным бельем. Один из беглецов, поляк Эдек, должен перед этим еще отнести донесение на эсэсовскую кухню. Это его каждодневная обязанность, и из соображений безопасности он не может от нее уклониться. Итак, он идет на кухню и ждет эсэсовца, чтобы передать донесение. Без четверти десять, а того все нет. Без десяти десять, Эдек начинает нервничать. Без шести минут десять он кладет донесение немцу на стол и мчится к бараку, где находится вещевой склад. Прибегает туда в самом начале одиннадцатого. Из его товарищей никого не видно. Может, они уже спрятались на грузовике? Он забыл номер нужной машины и не знает, кто из шоферов тот самый. Стоит в растерянности и наблюдает, как отъезжают один за другим грузовики. Эдек разочарован. Значит, они не подождали его всего-то несколько минут. Понуро возвращается он в свою команду. Через час, максимум через два побег будет обнаружен, завоет сирена, эсэсовцы с овчарками начнут обыскивать лагерь, потом политотдел отдаст приказ посадить всех подозреваемых в причастности к подготовке побега в карцер.

Но ничего не происходит, Эдек Не воет сирена. Твои друзья, должно быть, уже далеко.

Вдруг распахивается дверь конторы, врывается посыльный. Он выкрикивает имена бежавших: Эрнст, Збышек, Бенек, Петр, Чесек, занявший в последнюю минуту место Эдека. Посыльный рассказывает отрывисто, он все еще не может отдышаться. Новость. Эдек слушает. Мало сказать, что он чувствует себя вновь родившимся.

Эсэсовец, которого завербовал Фримель, должен был ехать на грузовике в Бельско, в прачечную. Хотя нет, он ведь тоже хотел бежать, значит, за рулем сидел другой, судетский немец Йоганн Рот, а Франк спрятался вместе с заключенными на грузовике в ящике. Рот должен был выпустить их по дороге. Так планировалось. Но Рот все выдал гестапо. Кто сидит в ящиках, и где их ждут партизаны, а именно в трактире в деревне Ленки. Грузовик и в самом деле поехал, но был остановлен контрольным постом. В кузов залезло несколько вооруженных солдат СС, машину развернули и подъехали прямо к одиннадцатому блоку. Беглецов вытащили из ящиков. Предполагаю, они еще до этого заметили, что побег провалился, и приняли яд. Врачи тут же произвели резекцию желудков. Збышек и Чесек тем не менее умерли. Тем временем СС окружило трактир в Ленках, завязалась ожесточенная перестрелка, при этом двое партизан погибли, трое были схвачены. После этого они сразу же увели Фримеля, поскольку этот предатель Рот донес, что он и Весели спланировали всю акцию. Они достали и фальшивые пропуска, и контакт с партизанами установили. Так что Фримель и Весели тут же попались. О том, что они тоже хотели бежать, я сейчас слышу впервые. Я это могу объяснить лишь тем, что их побег планировался, вероятно, на более поздний срок. Тогда бы почти все подпольное руководство оказалось на воле. То, что Фримель непременно хотел взять с собой подругу, хорошо вписывается в его образ. Весели тоже ведь был по уши влюблен, в Йолану, еврейку из Словакии, с которой он познакомился в Биркенау. Вероятно, он также хотел взять ее с собой. Две любовные пары, очень романтично. И очень безответственно, если вы меня спросите. Либо бороться, либо амурничать. А то и другое одновременно не получается. Не буду чертыхаться в адрес Фримеля, но с его стороны было преступным легкомыслием довериться эсэсовцу. Почему он вообще хотел бежать? С ним в Аушвице, могу утверждать это с вероятностью, граничащей с уверенностью, ничего бы не случилось. Из нас из всех у него были самые лучшие карты: он считался имперским немцем, хорошо питался, был сильным, уверенным, включенным в лагерную структуру, имел со всеми хорошие отношения, вплоть до самого верха. Его девушка в конторе? Да, для нее дело могло принять дурной оборот.

Итак, Руди уже предчувствовал, что все плохо кончится. Мы узнали, что один эсэсовец в последний момент переметнулся и что Руди обвинили в том, что он тайком таскал продукты, одежду, карты и лекарства. Хуже всего, конечно, были попытка побега и связь с партизанами. Руди неоднократно приводили на допрос в наш отдел. Его пытали в соседней комнате, мы это знали, но через тонкую стенку мы не слышали ни ударов, ни сопения бьющего, ни криков Руди. Или мне просто этого очень сильно хочется. Словно я смотрю фильм, который не кончается, а идет без звука дальше. Руди, Сари, вороха свидетельств о смерти передо мной, и книга учета умерших, и письма из Швейцарии от моего сына, которого я когда-нибудь снова увижу, на мосту Санкт-Маргретен.

Чаще всего эсэсовцы не спешили. Порой Руди приходилось ждать допроса шесть или восемь часов. Это было особенно тяжело для Сари. Из страха выдать себя она не отваживалась оказать ему даже малейшую дружескую услугу. С бескровным лицом и опущенными глазами она сидела, скрючившись, за своим столом. Изредка мне удавалось незаметно принести стакан воды Руди или одному из его друзей по несчастью.

Все пятеро защищались очень умело. Поэтому, несмотря на отягчающие улики, их вину не могли доказать с абсолютной бесспорностью. Кроме того, за их головы неожиданно вспыхнула борьба между начальником политотдела и комендантом лагеря Бером. Брозе, шеф гестапо в Катовице, посетил Бера, чтобы высказаться в защиту обвиняемых. Он придерживался мнения, что надо все же учитывать особое, привилегированное положение Руди, свадьба которого была использована как гуманный жест в пропагандистских целях. Даже начальник лагеря Гёслер был против казни. Бер, однако, за раскрытие заговора повысил эсэсовца Рота в звании, и на карту был поставлен его престиж. Помилование он рассматривал как личное поражение.