Владислав Вишневский - Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя

Они, в любое время года, по-восточному скрестив ноги, сидят — на земле, бетоне — подстелив под себя тонкий тканный, напрочь замызганный коврик. Непременно в замызганных тюбетейках, платках, узбекских либо других каких халатах, шароварах, от грязи теперь и не поймёшь ни цвет, ни национальную их принадлежность… босиком. Сидят старики, старухи, молодые… Все до черна загорелые, с чёрными, загрубевшими давно немытыми руками, лицами… Ещё хуже выглядят их дети — ещё более униженнее. Не подготовленным гражданам эту картину видеть просто нет сил. Мгновенно происходит зрительный и чувственный шок, как пинком под… добродетель. Глаза от этого в землю, и боком, боком мимо. Чтоб быстрее пройти, ещё быстрее забыть.

Несчастные люди, фактически изгои, на обывателей производят совершенно обратный эффект: не сочувствия, а отторжения. Так же и босоногие их оборванцы дети: обычно два, три ребёнка в возрасте до шести-семи лет, бегают рядом, просят милостыню. Или молча просят, или мычат что-то нечленораздельное, требуют. Симпатичные, в общем-то, детские, но до жути грязные, тёмно-коричневые мордашки… Руки голые, худые, тонкие, такие же и тёмно-коричневые ноги. Они обычно босиком. Нечёсаные космы чёрных волос, грязная, худая, оборванная одежонка едва прикрывает их маленькие тельца… Когда горожан по близости нет, непринуждённо играют между собой — дети! — но завидев прохожих, как по команде, бросаются навстречу. Вытянув ручонки, неумело состроив униженные, просительные рожицы… молчаливо бегут рядом, заглядывая в глаза чёрными, как угли, и острыми, как нож, запоминающими, и в то же время любопытными глазёнками, нетерпеливо, порой рассерженно, дёргая прохожих за рукава или подолы платьев. Такие же чёрные глаза и у их родителей, только они совсем обуглившиеся и вовсе погасшие… Кажется!.. Но если приглядеться, можно заметить холодный взгляд порой, как укол. Согнувшись в низком поклоне, взрослые сидят, монотонно раскачиваются, коротко, исподлобья, оглядывая мимо проходящих, бормочут что-то себе едва слышное, как молитву, выставив вперёд, горстью, пустую ладошку.

Кто они? Откуда? Как здесь очутились? Из какой они благословенной суверенной страны? Где их ухоженный, сытый президент, купающийся в почестях и славе, почему первым не застрелился? Как же ему не стыдно перед матерью своей, отцом, народом своим, Аллахом? Ах, ты ж… Так бы и плюнуть ему в глаза… А он, опыт подсказывает, наверняка на это скажет: божья роса.

А мы-то сами! Так же наверное выглядим. Да и чувствуем себя так же порой, если не часто. Обманутая, немытая Россия — разве ж не про нас!

Уже шёл 1994-й год. Четвёртый год перестройки.

Активная коммерческая работа поглощала всё время СанСаныча, не оставляя особого времени для осмысления развивающейся социально-политической ситуации в стране, и вокруг него самого. Да и не политик он был, не стратег. С удовольствием впрягся в лямку предпринимательства, полагая, если у него будет хорошо, значит и у других тоже… Наивный человек, скажет иной читатель, романтик, и будет прав. Да — наивный, да — романтик, но честный и открытый, каким и был всегда. Теперь же, видя, что как-то не так всё вокруг развивается, списывал только на себя, говорил, значит, нужно ещё больше работать… А зачем ещё больше, что это даст? Не мог ответить.

Но видел… Его бывшие знакомые по тренировкам в спортзалах, не имея реально работающих фирм, строили в ближайших окрестностях дорогие загородные коттеджи, целыми семьями по два раза в год отдыхать ездили за границу… Там и недвижимость разную прикупали… О будущем своём пеклись. Милиция — слуги и стражи закона! — включая прокуратуру, даже простые постовые — приезжали на работу уже на иномарках, и только на них… Вся администрация города, края, включая и районные, ходили в дорогих импортных костюмах, при жёлтых наручных часах и перстнях на пальцах, ужинали в ресторанах, были внешне спокойны, даже вальяжны, пересели на «ауди» и «вольво» последних моделей.

У СанСаныча так не получалось. Не получалось по одной причине: работал он по-белому. С удовольствием, даже с гордостью, с самого начала предпринимательства говорил о себе: «Я честный человек, я плачу налоги!» Вот так вот, смешно прямо, как американец какой!.. В первые годы это никого не удивляло, так планировали видимо все или почти все. Но потом, позднее, СанСаныч произносил эту «речёвку» всё реже и реже, но курс не менял из принципа. Другие предприниматели, да и его окружение, были озадачены: как оставаясь честным, последние штаны не потерять!.. Как? «Может, СанСаныч, и мы это… как все, а?» — намекали его сотрудники. «Нет, — упрямо твердил гендиректор. — Только по-белому. Не могут они зарубить курицу несущую золотые яйца, не могут». Так он хорошо думал о своём государстве. Искренне в это верил. «Ой, наивный человек! — качали головами его оппоненты. — Ой, упрямый! Могут! Ещё как они могут… И не только раздеть. И штаны снять могут, и в одно место отыметь могут. Да-да, всё они могут! Всё!» А он не верил, твердил всем, и себе: «Они же не дураки там, — возражал, — правительство же, как-никак, государство!» Некоторые смотрели на него как на инопланетянина или на человека досрочно выписавшегося из… Неважно от куда. Работал по принципу… как там у Евтушенко: «А мы, сквозь бури напролом, жлобам и жабам вставив клизму, плывём назло империализму!» Работали они! И только по-белому!.. Как того законы предписывали.

По белому…

Это выражение и ребёнку сегодня знакомо.

Очень простая фраза, совсем простенькая, но с большим смыслом. Работая по-чёрному — работаешь только на себя. По-белому, работаешь на государство. Если что после «государевой» делёжки и останется — это как раз то, на что и может рассчитывать предприниматель работающий по-белому. Хорошо если бы поровну, да всё справедливо. Но государство, правительство, думцы государевы, что в Москве, да на местах — в большинстве своём только бывшие обкомовские и прочие с ними партийные секретари — взяв в руки вожжи управления, что называется, закусив удила, погнали коней — а быстрее предприниматели сдохнут! — от имени государства, значит и народа, предпринимательство обложили всяческими поборами вообще, и каждого из них в частности. Сами, естественно, как сыр в… Но речь сейчас не о них.

Удовольствия прежнего от работы уже не было! И благостный предпринимательский кайф куда-то исчез! А это, как с нелюбимой женой в постели: мученье, а не… СанСаныч уже ясно видел, не свою лыжню бежит он. Им управляют, причём, против его воли. И дорога, для него, всё время почему-то в гору, и в скалы… И уже не лыжня под ногами, а бег с препятствиями… И с завязанными глазами и над обрывом, и босиком и без страховки… Ещё и подножки ставят отовсюду, и подталкивают со всех сторон… «Сорвись, упади… Ну-ну, давай, давай, скорее!.. Падай, падай!».