Марк Дюген - Дорога великанов

На Дигана было жалко смотреть. Его лицо исказилось, словно он возвращался с похорон. Мы молчали, пока Картер, новенький, закуривал сигарету и осведомлялся, моя ли машина. Я ответил, что машина угнана и что в салоне нет ничего, кроме девятимиллиметрового револьвера, который теперь понадобится.

– Понадобится зачем? – полюбопытствовал блондин, выпуская сигаретный дым через нос, как дракон.

Я ничего не ответил. Диган смотрел на меня разочарованно, с глубокой печалью. Блондин отправился за моей пушкой. Мы остались вдвоем. Я сказал:

– В горах сейчас холодно.

Поскольку Диган не отвечал, я прибавил:

– Вам, наверное, надо обратиться в полицию Орегона.

Диган заговорил не своим голосом:

– Калифорния недалеко. Скажем, что задержали тебя там.

Я покачал головой.

– Нет, господин Диган, вам нужна полиция штата.

– Зачем, Эл?

Никогда в жизни я не видел его таким усталым.

– Не могу вам сказать, но я вас отвезу.

Блондин возвращался походкой наемного убийцы, и я прошептал:

– Простите меня, господин Диган, я хотел пустить себе пулю в лоб. Я удержался, чтобы всё вам объяснить, чтобы не оставить вас так… Но вас всё это может поставить в неловкое положение.

Он посмотрел на меня с любопытством. Я повернулся спиной к Картеру и проговорил еще тише:

– Я должен вам кое-что показать, но я предпочел бы, чтобы мы отправились только вдвоем. После вы решите, что делать дальше. Уверяю, это в ваших интересах.

Я повернулся к блондину:

– Мне надо кое-что показать капитану, но один на один.

Картер вытянул шею и обратил к Дигану вопросительный взгляд. Отсутствие интеллекта блондин компенсировал дисциплинированностью. Диган задумался, потом сказал:

– Хорошо, Картер, оставайтесь здесь.

Затем, глядя на меня:

– Сколько времени это займет?

– Всё утро.

Обращаясь к Картеру, я произнес:

– Если вам понадобится «Мустанг» – вот ключи.

Мы отправились незамедлительно. Диган не мог подобрать слова, чтобы начать разговор. На перекрестке мы свернули на юг, в горы. Я открыл окно и вдохнул аромат влажных хвойных деревьев. Узкая дорога петляла. Ели и сосны стояли, как войско. В лесу было темно, а над вершинами царствовало голубое небо. Вскоре мы оказались на головокружительной высоте. Диган молчал – я тоже. Наконец я заговорил:

– Вы посмотрели мое криминальное досье?

Он кивнул.

– Там ничего нет. Комиссия психиатров признала меня абсолютно нормальным. Но в шестьдесят третьем году я убил бабушку с дедушкой. Это произошло в день убийства Кеннеди. Пять лет я провел в психиатрической лечебнице. Меня признали невменяемым. Я это отрицал. Ответственность – глобальный вопрос бытия. Кто ответствен, а кто нет? Человечество в целом может не быть ответственным, но я целиком и полностью ощущаю свою ответственность.

Диган повернулся ко мне.

– Почему ты убил мать, Эл?

– У меня не было выбора. Только так я мог выжить. Если бы я убил ее в шестьдесят третьем, я прожил бы нормальную жизнь. Я злюсь на себя за то, что не осмелился раньше. Я выпал из ее чрева, как ящик из грузовика, и тем не менее она была моей матерью. Чтобы принять верное решение, нужно время.

– А ее подруга?

– Она мне не нравилась. Но она не в счет. Она была алкоголичкой и вряд ли прожила бы долго. Я оказал ей услугу.

Диган резко затормозил, вне себя от услышанного.

– Эл, ты ненормальный!

И повысив голос:

– Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты убил и обезглавил свою мать!

– Еще я ее изнасиловал.

Я думал, его вырвет. Чтобы до этого не дошло, я быстро продолжил говорить:

– Это извращенный способ самозащиты, господин Диган. Либо это, либо сойти с ума.

– Но ты и есть сумасшедший, Эл: тебе надо лечиться!

– Не хочу ставить вас в неловкое положение, но я действительно так не считаю. Я вовремя успел себя защитить, хоть и не лучшим способом. Эксперты признали, что я не страдаю психозом. Вы не знали моей матери, да я и не хотел вам ее представлять. Но если бы вы ее видели… живой, вы бы поняли, что для нас обоих на планете нет места. Она прожила пятьдесят лет, из которых в течение двадцати одного года я не мог дышать. Когда-то я должен был вздохнуть. В остальном я понимаю, что выглядит всё страшно, но нельзя убить собственную мать, не исполнив ритуал. Я должен был изгнать злых духов – символическим способом. Я обезглавил ее, чтобы вернуть голову себе: изнасилование – это своего рода дань уважения. Я возвратил ей семя, благодаря которому, черт возьми, родился. А дротики… Дротики – для того, чтобы отвергнуть ее, стереть ее, как она стерла меня.

Диган выскочил из машины как ошпаренный.

– Эл, ты псих! Ты сумасшедший! Ты что, даже не испытываешь угрызений совести?

Я тоже вышел – чтобы ответить и пописать.

– Испытываю ли я угрызения совести из-за того, что убил мать? Никаких угрызений. Зато я ужасно злюсь на себя за то, что подставил вас, в то время как вы мне доверяли.

Лес простирался, насколько хватало глаз. От высоты у меня кружилась голова и сводило ноги.

– Далеко еще? – спросил Диган.

Оставалось еще около часа. Я не понимал, почему Диган не спрашивает, куда мы едем. Я чувствовал, что он словно парализован. Он предавался мрачным мыслям, вспоминал годы карьеры и думал: что заставило его рисковать работой ради парня вроде меня, о котором он ничего толком не знает?

На какое-то время дорога стала пыльной, почти полностью песчаной. Затем снова асфальт. Наконец Дигану надоели крутые повороты и обрывы.

– Куда ты меня везешь, Эл? Ты хоть знаешь, где мы?

– Не волнуйтесь: мы почти приехали.

На одном из поворотов мы увидели расколотое молнией дерево. Оно напоминало распятого человека, которому отрубили голову и руки, и лишь израненный кусок плоти, подобно лохмотьям, всё еще висел в темном пространстве леса. Среди здоровых деревьев этот мертвец особенно выделялся. Я сделал Дигану знак, чтобы он остановился.

– Ты заставил меня столько проехать, чтобы посмотреть на дерево?

Я почувствовал себя неловко, зная, какую боль собираюсь причинить другу, и она давила на меня, словно скала. «Возможно, услышав мою исповедь, Диган выстрелит мне в голову», – думал я. Диган понимал, что добрых новостей можно не ждать. Он смирился и просто хотел услышать правду.

– Эл, что такое с этим деревом?

Я помолчал и ответил:

– Дерево погибло – так же, как девушки, которые под ним похоронены.

Диган облокотился о машину. Он не знал, готов ли слушать продолжение истории, но, сделав огромное усилие, прошептал:

– Какие девушки, Эл?

– Пропавшие девушки. Шесть человек. Студентки Санта-Круса.

Диган выпрямился и заглянул мне в глаза.

– То есть дочь Дала…

Я кивнул. Он заплакал, и мне стало его искренне жаль. Он резко умолк.