Ирэн Роздобудько - Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают (сборник)

– Но что делать, если вера утрачена?

– Оставаться собою, не подстраиваться под общий стандарт.

– Как?!

– Говорить то, что думаешь. Не играть с чувствами других, не увеличивать цепочку боли, не мстить. Может быть, тогда этот уродливый мир станет лучше… Хотя бы на одну человеческую единицу. О, я прекрасно знаю, что такое боль, знаю, что чувствует человек, когда ему в сердце всадили нож. Но поверь: со временем этот нож превратится в маленькую серебряную иголку. И ты просто будешь констатировать, что – выжила, выстояла, не сломалась, не стала чудовищем с размазанной на губах помадой и громким истерическим смехом. А потом, со временем, будешь благодарить Бога, что он наделил тебя этой Великой Болью и Великим Чувством. И даже не важно, как все сложится дальше…

Но, шагая вперед – ведь жизнь такая длинная! – пойми: ничья душа не может принадлежать никакому смертному. Она принадлежит Богу. Не в религиозном смысле (меня настораживают догматы), а в самом простом. Смертный, как и ребенок, может отдать ее за яркую игрушку (и не будем обвинять его в этом – все мы не святые!), а Бог – сохранит и не даст ей превратиться в мусор. Я думала об этом в таких условиях, которые тебе трудно представить. Эти мысли спасли меня, дали силы и… прощение.

– Но почему мы должны так страдать?

– А это уже наша природная сущность! И ничего с этим не поделаешь… Бабы – дуры! Мы видим только то, что хотим видеть. И слышим то, что хотим слышать. Наверное, поэтому и ничего не понимаем в этой жизни… до определенного возраста. Ведь мир изначально создан для мужчин. Об этом, кстати, мне сказала Габриэль Шанель по прозвищу Коко…

– Вы знали Коко Шанель?

– Знала, знала… И не делай таких круглых глаз! Ты считаешь, что Эдит Береш не достойна таких знакомств? Я никому еще об этом не рассказывала… И уже не расскажу. Только тебе. Но – что?..

Удивительная штука: сидя тут в одиночестве, я часто вспоминаю, как впервые увидела вот это кресло… На ярмарке… Много-много лет назад… И мне кажется, что это – самое яркое воспоминание моей жизни. Потому что оно и до сих пор со мной. Жизнь в конце концов сводится к деталям. Наверное, Габриэль вспоминала те ножницы, которые всегда носила с собой в сумке…

Я до сих пор не знаю, почему она обратила на меня внимание? Ведь не только из-за того ужасного костюма из белого «джерси» или банальнейшего фильма, который мы привезли на кинофестиваль. В жизни бывают удивительные совпадения, когда случайно в нужный час, в нужном месте встречаются люди, одинаково чувствующие, с похожими судьбами. Только тогда я еще ничего не знала о том, как сложится моя…

Габриэль рассказывала мне об Артуре Кепеле – единственном мужчине, которого она по-настоящему любила. Это был рафинированный аристократ-англичанин, в которого она влюбилась с первого взгляда во дворце Руайо. Когда эта женщина – гордая, резкая и независимая – рассказывала об этом, ее глаза были полны слез… И тогда она говорила: «К черту!» и гневно раскалывала щипцами панцирь лангуста (мы тогда обедали в «Куполе»).

Кепел не мог жениться на модистке! Он взял в жены леди из высшего общества – Диану Листер, а через год после свадьбы погиб в автокатастрофе… После у Коко были князья, лорды, герцоги, пэры, поэты, художники, офицеры и генералы… Но она оставалась одинокой. Она сказала мне то, что потом много раз повторяла в своих интервью: «Женщина не может быть счастлива, если она не любит. Но женщина, которую не любят, – это ноль и больше ничего! Молодая она или старая – она должна чувствовать любовь. Женщина, которую не любят, – пропащая. Она может спокойно умереть». «Если вас любят, почему вы – одна?» – спросила я. «Да… Герцог Вестминстерский сватался ко мне. И знаете, что я ему ответила? Герцогинь много, а Коко Шанель – одна!» – сказала она.

Но, я думаю, секрет не в этом. Недаром же в конце жизни она поставила красивый памятник на могиле Артура Кепела и поселилась неподалеку… Ни одна женщина не рождается только для того, чтобы сделать карьеру. Мне так кажется. Хотя, возможно, я слишком старомодна… Успех, слава, деньги, поклонники – все это может быть только дополнением. Причем очень незначительным. Мужчина может пожертвовать любовью ради всего этого, женщина – бросит весь этот хлам ради того, чтобы найти «рай в шалаше». Который потом, к сожалению, может оказаться призрачным. Мужчина существует в плоском мире, женщина – в многомерном. И неизвестно, что лучше. В плоском все логично и понятно, все имеет свое оправдание, все – даже после полного краха! – обновляется рано или поздно. В многомерном – все так запутанно, так непредсказуемо и… страшно. Поэтому женщина и старается прилепиться к надежной поверхности, растечься по ней, как вода, чтобы у нее была хоть какая-нибудь защита и равновесие. Но плоская поверхность имеет свойство переворачиваться, и тогда вода снова собирается в одинокую каплю и падает в океан жизни. В эту пропасть, оставаясь наедине со своими воспоминаниями, неразрешенными вопросами, которые не оставляют ее до самой старости. Может быть, это обыкновенный маразм? (Стефке вспомнился отчаянный возглас Ляли Брониславовны: «За что он меня не любил?!») Когда я поняла это, то перестала обвинять женщин в чем бы то ни было.

– Но почему жизнь так несправедлива?!

– Матерь Божья, что за глобальные вопросы крутятся в твоей еще юной головке? Не думай об этом. Жизнь такая, какою мы ее делаем. Она посылает нам испытания, и чем незначительней человек, тем меньше этих испытаний. Но без них как ты узнаешь о себе всю правду? Поэтому жизнь – прекрасна!

– Тогда… почему вы тут? Почему о вас никто не знает?! Почему вы едите эту мерзкую манную кашу на завтрак? А все думают, что вы живете в Америке на собственной вилле!

– Не смеши меня, ребенок! Кроме манной каши я еще пью чудесный кофе, который ты принесла! Сижу в своем любимом кресле и вижу этот красивый лес из окна. Все мое – со мною! Ты думаешь, я тут сама? Плохо же ты меня знаешь! Если бы у тебя было достаточно воображения, ты бы увидела возле меня целую толпу потрясающих собеседников! Еще каких! Шекспир, Данте, Пастернак, Булгаков, Сара Бернар, Габриэль, Сартр, Кокто, Моди, Ахматова – их так много… И все такие разные. Мне интересно с ними. Иногда мы даже спорим… А теперь помолчим немного. Я устала…

– Эдит, у вас был когда-нибудь… серебряный крестик?..

– Был. Я всегда его носила. Отцовский крестик… Но он давно уже не у меня. И я об этом не жалею.

– Почему?

– О, это длинная история. Хотя и короткая… Когда я отбывала наказание, какая-то добрая женщина все годы присылала мне посылки со всем необходимым. Мы ведь быстро изнашивались в тех условиях – теряли зубы, ногти, волосы… А я сохранила все это благодаря тем посылкам. Когда одна из моих товарок выходила на свободу, я передала через нее той доброй женщине свой крестик. Единственное, что у меня тогда было… Наверное, он и сейчас где-то существует. Вещи более живучи, чем люди.