Юрий Гельман - Зал ожидания (сборник)

– Я не знаю, – тихо ответил Фимка. – Это политика, там свои законы…

– Какие на хрен законы! – внезапно вспылил Силантьев. – Идет война, можно сказать, всего мира против фашистской нечисти! Так почему только Советский Союз должен нести на своих плечах всю ответственность? Почему только наши солдаты и офицеры гибнут на поле боя? Это что, только нам надо? Скажи, военкор. Это такая политика?

– Я не знаю, что вам ответить, товарищ капитан, – робко сказал Фимка. – У меня нет ни образования, ни опыта, чтобы анализировать подобные вещи.

– Коля, что ты прицепился к человеку! – голос майора Говорухина был глух и спокоен. – Давай еще по одной.

– Как скажешь, командир, – ответил Силантьев и подмигнул Ключику.

Старший лейтенант принялся разливать вино в стаканы.

– А вообще… – вдруг сказал Фимка, будто озвучивая свои мысли, – если позволите, товарищ капитан, я много думал о войне. Сейчас о ней просто невозможно не думать. В свое время я читал философов, историков, хотел понять, как возникают войны? По каким законам развиваются и протекают? И где проходит грань, после которой уже бывает невозможно остановиться?

– Грань проходит там, где цинизм и вероломство одних превышают терпение и доверие других, – тихо сказал майор Говорухин. Наступила пауза. Комбат долго смотрел в окно, на бронзовый закат. Потом он поднял свой стакан и залпом выпил вино. И продолжил, не закусывая: – Я тоже читал когда-то философов… По сути, что такое война – в ней тесное соитие логики и абсурдности, которые являются двумя противоположностями, но и двумя неизменными составляющими одного целого. И в этом весь непостижимый ужас. Есть логика сражений – это выверенное построение войск, точный расчет маневра и сила, помноженная на стойкость и, я бы сказал, запредельный азарт людей. И тут же – нелепость уничтожения человека человеком, этих же самых людей, противоречащая божественным началам, вложенным в мыслящее существо. Как же сочетаются два этих полюса, две противоположности, как уживаются и сосуществуют так долго? Этого я до сих пор понять не смог…

– Командир, я тебя уважаю! – сказал капитан Силантьев. – А, Леха? Бравый у нас командир?

– Что надо! – ответил Ключик.

– А ты, еврейтор, что скажешь? – Силантьев повернулся к Фимке. Его колючие глаза теперь смотрели мимо военкора. – Только откровенно, тут все свои.

– Мне нечего сказать кроме того, что я согласен с товарищем майором, – ответил Фимка, краснея. Он почувствовал, что опьянел, и теперь боялся, как бы не ляпнуть чего лишнего в присутствии незнакомых людей. И даже обидное обращение капитана не задело его так, как задело бы раньше – до войны. – А вообще, я целиком и полностью доверяю Верховному Главнокомандующему нашей армии. Товарищ Сталин – великий полководец! И мы обязательно выиграем войну!

– Тс-с! – вдруг, приложив палец к губам, прошипел капитан Силантьев. – Трубка… Какой он, к черту, полководец! Что бы он делал без Жукова, без Рокоссовского или Конева? Это не он, а они и мы с ними вместе выиграем войну! Понял?

– Понял, – подтвердил Фимка, часто моргая.

– То-то же, – успокоился капитан, внезапно добрея лицом. – Ты не дрейфь, тут стукачей нет. Все свои – до самого нутра. Мы же вместе столько километров…

– Я понимаю, – сказал Фимка. И вдруг встрепенулся: – А хотите, я вам пару анекдотов расскажу?

– Свежих? – спросил Ключик.

– Наверное, – ответил Фимка. – Я вообще-то не очень большой любитель, но вот недавно услышал…

– Валяй! – Майор Говорухин расстегнул ворот гимнастерки, расслабил портупею.

– Ну, так вот, – начал Фимка, – сначала, так сказать, литературный. Пушкин на приеме у Сталина. – На что жалуетесь, товарищ Пушкин? – Жить негде, товарищ Сталин… Сталин снимает телефонную трубку: – Моссовет! Бобровникова мне! Товарищ Бобровников? Тут у меня сидит товарищ Пушкин, чтоб завтра была у него самая лучшая квартира! Что еще у вас, товарищ Пушкин? – Не печатают меня, товарищ Сталин… Снова Сталин снимает трубку: – Союз писателей! Фадеева мне! Товарищ Фадеев! Тут у меня сидит товарищ Пушкин, чтоб завтра напечатали его самым большим тиражом! Пушкин благодарит и уходит. Сталин снова снимает трубку: – Товарищ Дантес? Товарищ Пушкин уже вышел!..

– Сильно! – одним словом прокомментировал услышанное капитан Силантьев.

– И жизненно, – добавил Говорухин.

– А вот еще один, – сказал Фимка воодушевленно, хотя офицеры даже не собирались смеяться. – Стоит мужчина и читает газету. Еле слышно говорит: «Да, доведет нас черт усатый до ручки!» Его забирают тут же, привозят на Лубянку. «Так, кто доведет нас до ручки?» – «Гитлер, конечно!» – «А, ну, тогда идите». – «А вы кого имели в виду?» – спрашивает он от двери и убегает.

Наступила пауза. Офицеры переглянулись.

– А знаешь, ефрейтор, на войне – проще, – тихо сказал майор Говорухин. – Понятнее здесь. Иногда думаешь: как возвращаться?..

– Я… понимаю… – согласился Фимка.

– Ни хрена ты не понимаешь! – Капитан Силантьев положил тяжелую руку на плечо гостю.

Фимка поежился от этого прикосновения.

– Да ладно, фотограф, забудь. За анекдоты спасибо. Все. Завтра снимешь нас, да? Тут где-нибудь, чтоб красиво…

– Обязательно.

– Молодец, еврейтор! Ты действительно не обижайся, мы тут нервные все. Война…

Фимка посмотрел на него доверчиво, и слабая улыбка тронула его лицо. Он чувствовал в словах этих людей, этих воинов-победителей некую вседозволенность, порой обидную, но простительную лишь за то, что они, эти люди, ежедневно рискуя собой, играя в догонялки со смертью, могут себе позволить насмешливый тон в адрес тыловиков.

– Коля, тебе хватит, пожалуй, – сказал Говорухин.

– Да ну, Анатольич, что значит «хватит»? Такого вина я сто лет не пил. А может, не ровен час, подстрелят меня. Вот я и хочу, чтобы потом, на том свете, не обидно было…

– Брось, что раскудахтался! – Майор Говорухин ударил ладонью по столу. – Мы с тобой и вот, с Лехой, еще в Берлине пить будем! И обязательно покрепче что-нибудь – за победу!

– Точно, командир, – подтвердил Ключик. – А ты, Коль, и вправду, не болтай о смерти. Она баба чуткая, слух у ней хороший…

– Плевать! – сказал капитан.

– Лешка прав, – вставил Говорухин. – Давай о чем другом поболтаем. Например, что ты после войны делать будешь.

– Я-то? – переспросил Силантьев.

– Ты-то.

– Ну, не решил еще. Служить, наверное, останусь, – задумался капитан. – Может, до генерала дослужу… Хотя… кому после войны военные нужны будут?..

– А я в институт пойду, – сказал Ключик. – В сельскохозяйственный, у нас в Краснодаре. Хочу, чтобы по всей стране пшеница росла по пояс!

– Это хорошо, – согласился Говорухин. – Это нужно. Наголодались люди на многие годы вперед.