Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне

– Не уезжай, мама. Не уезжай.

– Ты такая лапочка, мой сынок. Пора уже перестать тебе одеваться как маленький мальчик. Это тебе уже не по возрасту. Ты выглядишь смешным.

– Не уезжай.

Сюзон слушает Андре, сложив руки на обширной груди. Она не шевелится. Не дышит. Понимает, что нельзя прерывать мольбу этого мальчика.

– Сюзон, – говорит Ева де Буррашар, – ты позаботишься о том, чтобы купить ему одежду по возрасту. Ему двенадцать лет, он уже может носить длинные брюки.

– Наплевать мне на брюки, я хочу, чтобы ты осталась с нами, – говорит Андре, топая ногой.

– Он такой милый, когда сердится, – смеясь, восклицает мать. – Он хочет внушить страх, как и все беспомощные мужчины.

– Прислушайтесь к нему, мадам, – просит Сюзон, – эти дети нуждаются в вас.

– Никто во мне не нуждается, Сюзон. Буду ли я здесь или не буду, никакой разницы. Они забудут меня. Как там мой муж сказал накануне?

Она призадумалась, чтобы вспомнить слова Жюля де Буррашара. Приложила палец к губам, чтобы все помалкивали и не мешали, сморщила нос, сморщила брови и вдруг вскрикнула:

– Рассеивание! Рассе-Ева-ние! Я рассеиваюсь. Знаешь, Сюзон, он в чем-то прав.

– Но ваши дети, мадам, они еще так малы…

– Они прекрасно проживут и без меня. Посмотри на них. Даже из них мне не удалось сделать что-то удачное! Андре едва напоминает мальчика, а Леони – непонятно какая девочка. Бедные мои малыши, вы поймете меня позже, все, чего я касаюсь, гниет на корню.

– Ох, мадам! – в ужасе воскликнула Сюзон. – Не говорите так!

– Но это правда. И зачем они здесь, кстати сказать? Нечего им делать в моей комнате. Идите поиграйте куда-нибудь в другое место… Давайте, идите уже…

Она сделала им жест рукой, означающий, что пора отваливать, обернулась к Сюзон, посмотрела на сумку.

– А мой дневной крем?

– Он в вашей косметичке, мадам.

– Туалетная вода?

– Там же.

– Спасибо, Сюзон. Что бы я без тебя делала?

И потом Леони слышит, как хлопает дверь.

Это Андре вышел из комнаты. Словно раздался удар грома, отдаваясь эхом в коридорах замка. Задрожали стены, картины едва не выпали из рамок.

Леони стоит, как нищенка, вымаливая хоть капельку нежности, она наклоняет голову, ожидая, чтобы материнская рука хотя бы погладит ее, хотя бы коснется.

Дверь вновь открывается, на пороге появляется отец. Он одет в домашнюю бархатную куртку гранатового цвета, украшенную золотыми пуговицами. На шее у него повязан шелковый платок, под мышкой он держит сложенную газету.

– Что там у вас такое случилось? Это кто так хлопнул дверью?

– Это сквозняк, – объясняет Сюзон.

Отец замечает на кровати сумку.

– Ах! Вы опять уезжаете, дорогая. Очевидно, это приобрело характер мании. У‑мо-по-мра-чи-тель-но! Не можете усидеть на месте. Леони, а ты что здесь делаешь? Иди играй в свою комнату. Эти дети, Сюзон, очевидно, плохо воспитаны. Вы предупредите меня, когда будет готов ужин, я буду в библиотеке.

Леони слышит удаляющиеся по коридору шаги отца. Потом она смотрит на мать: та застегивает чемодан, хватает сумочку, перчатки и просит Сюзон предупредить Жоржа, что он должен отвезти ее на вокзал, поезд уходит в восемнадцать пятьдесят восемь с вокзала в Сансе. Лицо матери лишено всякого выражения.

Стелла припарковала грузовик у ворот «Железки». Ей не хотелось разворачиваться, лучше как можно скорей поехать за товаром. Она приказала собакам оставаться в кузове. Стелла опаздывала. Том вновь заснул после того, как она его разбудила, и поэтому даже не успел позавтракать: она сразу повезла его в школу. Она наклонилась, чтобы поднять каску и рабочие перчатки, и тут заметила Тюрке и Жерома, которые оживленно беседовали, стоя по разные стороны окошечка больших весов. Тюрке облокотился на бетонный бортик под стеклом, а Жером наклонился к его уху, словно нашептывал туда какие-то откровения.

Было восемь тридцать утра. На весах еще не было товара. Жюли, должно быть, уже сидела у себя в кабинете, изучая сегодняшние цены на каждый металл: медь, латунь, свинец, цинк, нержавейка, алюминий, старые водонагреватели, алюминиевый кабель, медный кабель, батареи, офсетные таблички, сломанные двигатели… Каждое утро нужно было вновь проверять тарифы.

Хусин и Бубу были в ангаре для металла, сортировали и резали.

Стелла застыла за рулем своего грузовика, не осмеливаясь ни пошевелиться, ни взять бинокль. Тюрке едва шевелил губами, а рот Жерома ей был виден в профиль. Она была слишком далеко, по губам прочитать их разговор было трудно. Удалось разобрать только отдельные слова.

Сказал Рэю…

Ты и правда думаешь, что…

Беглая…

Сходит с ума…

Не знает, куда тот исчезает…

А ты не знаешь…

Мог бы помочь…

Вопрос чести…

Если все за это возьмутся…

Наверняка в Париже…

Руки у нас длинные.

Стелла не могла сосредоточиться, картинка прыгала у нее перед глазами, ни одну фразу не получалось восстановить до конца.

Она решила выйти из грузовика, схватила каску и рабочие перчатки и направилась к мужчинам. Что за фраза была нацарапана карандашом в книжке Жюли: «Беглая красота, которую постоянно возрождает мой взгляд, я не знаю, куда ты исчезаешь, ты не знаешь, куда я пойду». Может быть, это зашифрованное послание, которое написал Жером? И кому же оно предназначалось? «Я теперь подозреваю всех и вся, везде вижу заговоры. Господи, словно толпа разъяренных бизонов топочет по мозгам!»

Жером заметил ее, приветственно помахал рукой. Улыбнулся. Тюрке демонстративно повернулся спиной.

– Что-то случилось, Тюрке? – поинтересовалась Стелла, останавливаясь возле них.

– Нет. Все в порядке, – ответил за него Жером, – он пришел предупредить меня, что на железной дороге совершена кража и к нам направляются полицейские.

– Как это благородно с его стороны, надо же! – усмехнулась Стелла. – Он теперь решил нам помогать! Какой неожиданный поворот событий! Что за муха тебя укусила, Рак?

– Иди в задницу, Стелла, – пробурчал Тюрке, не оборачиваясь.

– Это ты иди отсюда, да побыстрее.

– Действительно, лучше бы тебе уйти, – вмешался Жером.

– Невезучий ты, Рак, – добавила Стелла. – Будь я тобой, обеспокоилась бы.

– Ты мне угрожаешь? – спросил он, резко обернувшись и наставив на нее палец.

– Именно. Может, тебе пояснить: «100 % Тюрке». Это тебе ни о чем не говорит?

– Сучка несчастная!

– Какой прекрасный аргумент! А у меня вот на тебя компромат посерьезнее. Ты заплатишь за это, и дорого заплатишь. А пока давай вали отсюда.

– Оставь меня в покое. Я с корешем говорю, не видишь?

Стелла обернулась к Жерому:

– Это теперь твой кореш?

Жером ответил смущенной полуулыбкой и покачал головой, словно оправдываясь: «А что я могу сказать?»