Раймон Кено - Голубые цветочки

Тут принесли заправку. За беседою, в которой одни беседовали с другими, они плотно поужинали и, поскольку все эти треволнения весьма их утомили, то они тут же — бух в постель и задали храпака.

Рано поутру Сидролен, питавший крайнее отвращение к этой мерзкой процедуре, все же засунул себе в задний проход термометр. Некоторое время спустя он бережно извлек его оттуда и убедился, что температура у него подскочила выше некуда; впрочем, ему даже не требовалось справляться с градусником, чтобы констатировать болезнь, ибо чувствовал он себя препаршиво, но поскольку ему все равно предстояло обратиться к помощи человека искусства, он боялся, как бы тот не разбранил его за то, что он, Сидролен, не может проинформировать его с точностью до одной десятой градуса о своей термической неуравновешенности. Потом Сидролен подождал. Спустя довольно долгий период времени, который вылился примерно в час, у него явилось желание опорожнить мочевой пузырь. Кашляя, дрожа и хрипя, он встал; пошатываясь, качаясь и вихляясь, он вышел из каюты. Лали заметила, что он направился в туалет.

— Надо же! — весело крикнула она ему, — как вы сегодня раненько! Кофе уже готов!

Сидролен не ответил.

По возвращении, когда она вторично пригласила его отдать должное завтраку, он опять не ответил. Вернулся к себе в каюту. Примерно еще через час в дверь к нему постучали.

Он приказал войти, и Лали исполнила приказ.

— Что-нибудь не ладится? — спросила она.

— Да, не слишком.

— Это я виновата, из-за меня вы простудились этой ночью.

— Вот-вот.

— Наверное, даже дождь шел.

— Проливной.

— Надо было уйти домой.

— Я и пошел.

— Но слишком поздно.

— И я так никого и не увидел.

— Надо было мне помолчать.

— Не переживайте.

— Вы на меня сердитесь?

— Ничуть.

— Значит, и правда неважно ваше дело.

— Неважно.

— Я сбегаю за врачом.

— Да хватит с меня и порошков. Сходите в аптеку, там вам что-нибудь дельное присоветуют.

Лали потрогала у Сидролена лоб.

— Ого, да вы горите, как в огне.

— Да, я уж тут намерил тридцать девять и девять.

— Сбегаю-ка я за врачом.

И она тут же скрылась.

Сидролен вздрогнул и задремал.

Вскоре Лали появляется вновь. Врач спрашивает, какая у больного температура. Сидролен отвечает, что у него где-то в районе примерно тридцати девяти и девяти десятых. Врач пишет что-то на листке бумаги и исчезает. Лали появляется.

Сидролен глотает кучу лекарств.

Он закрывает глаза, но снов не видит.

Он пьет какие-то горячие штуки.

Сквозь густой пар от горячих штук до него доносится голос Лали:

— Вы не говорили месье Альберу, что вам нужна сиделка.

Она смеется. Сидролен изображает бледную улыбку и закрывает глаза.

Герцог д’Ож, сир де Сри и виконт де Прикармань, в просторечье именуемый Пешедралем, подъезжают к Байонне.

Время от времени Сидролен открывает глаза.

Он глотает лекарства время от времени.

Он чувствует себя каким-то размякшим и размокшим.

Кстати, именно поэтому самое тяжкое для него — ходить в туалет. Он чуть ли не на карачках ползет туда. Лали хочет поддержать его. Он отказывается. Она говорит:

— О, я-то знаю, что это такое.

Сперва Сидролену стыдно, потом, опроставшись, он об этом забывает.

В общем-то жизнь у него не такая уж плохая.

Он спрашивает себя, как там Лали выходит из положения, ведь она — новичок на барже. Но, судя по всему, она из положения выходит, так что Сидролен успокаивается и закрывает глаза.

Ему случается и засыпать.

В Байонне трое спутников расстаются. Герцог д’Ож и виконт де Прикармань, в просторечии именуемый Пешедралем, продолжают свой путь в Испанию. Контрабандисты наверняка помогут им перейти границу.

Сидролен чувствует себя получше. В иллюминатор заглядывает солнечный лучик. Приятно сознавать, что на свете есть хорошие медики и хорошие медикаменты. Лали приносит ему очередную горячую штуку для питья и порошки, — это не последние, но, вполне возможно, предпоследние.

Лали говорит:

— Вам как будто начинает легчать.

— Вроде бы.

Сидролен пока осторожничает в своих прогнозах.

Октябрь месяц близится к концу. Все и вся провозглашают:

— Необыкновенная осень!

Термометр, погруженный в атмосферную тень, показывает почти летнюю температуру.

Сидролен выбирается на палубу — полежать в шезлонге и погреться на солнышке.

И тут они наконец являются узнать, как его дела. Теперь-то, конечно, дела идут как нельзя лучше. Они — то есть дочери — с любопытством разглядывают Лали. Они не третируют ее, нет. Но на своего отца они тоже смотрят с любопытством.

— А на вашей загородке опять надписи, — сообщает Люсет.

— Зачем тебе понадобилось огорчать его?! — говорит Сигизмунда.

— Хотите, я их замажу? — предлагает Йолант.

— Ты испачкаешь свой совсем новый костюм, — говорит Бертранда.

— Спасибо, — говорит Сидролен, — сам справлюсь.

Лали пошла принести чего-нибудь — промочить горло дамам и господам.

Бертранда говорит Сидролену:

— Ты должен купить ей телевизор. Ей же скучно будет сидеть тут с тобой. Особенно по вечерам.

— Откуда ты знаешь? — говорит Люсет Бертранде.

— Не дури! — говорит Сигизмунда Люсету.

— Он не так уж не прав, — говорит Йолант Сигизмунде.

— Оставьте вы папу в покое, — говорит Бертранда всем троим, а потом обращается к Сидролену: «Послушай меня, купи ей телевизор!»

Лали возвращается с напитками, потом тактично исчезает.

Бертранда одобрительно замечает:

— А она ничего, эта малышка.

— В ней есть класс, — говорит Люсет.

— Вот балда, — говорит Йолант, — можно подумать, ты в этом что-нибудь смыслишь.

— Подфартило тебе! — говорит Сигизмунда Сидролену.

— Ну, теперь, когда мы убедились, что все в порядке, — говорит Бертранда, — можно и домой.

Они сидят еще немножко, допивая напитки. Потом возвращаются к разговору о телевизоре. Бертранда настаивает:

— Купи ей телик. Заодно и сам развлечешься.

— Да и просвещает, — говорит Йолант.

Они так увлеклись разговором о телевидении, что уходят не очень скоро.

На следующий день объявляется Ламелия.

— Бертранда сказала мне, что ты болел. Но я гляжу, ты уже пошел на поправку. Кто ж за тобой ухаживал?

Легким кивком Сидролен указывает на Лали, которая драит палубу.

— А она ничего, эта малышка. Тебе подфартило.

Сидролен изображает на лице нечто вроде: да, мол, похоже на то.

Затем он произносит два слова, в вопросительной форме:

— А ты?

— Ты хочешь знать, как мои дела — с замужеством и прочее?

— Да.

— С Бубу?

— С кем?

— С моим мужем. Ему дали отпуск на неделю. Мы съездили в свадебное путешествие.

— Куда?

— В Перигор. Не из-за трюфелей, а по более глубоким причинам: чтобы повидать всякие доисторические дыры. Мы их все осмотрели: Ласко, Руфиньяк, Эйзи, Фон-де-Гом и другие. Здорово они все-таки рисовали — эти палеолитики. Их лошади, их мамонты, ну, в общем… ясно, да? (жест).