Раймон Кено - Последние дни

— У меня к вам предложение.

— Слушаю, месье, — весьма сдержанно ответил Альфред.

— Как бы вы отнеслись к тому, чтобы я вас кредитовал, используя ваши знания о планетах и магнетизме.

— Не понимаю, месье.

— Ну, в общем, вы переоделись бы в факира или в магараджу, так лучше, и предсказывали бы будущее. Я бы приводил к вам клиентов. Поскольку вы никогда не ошибаетесь, репутация у вас была бы отменная и мы бы разбогатели.

— Дело в том, что я не люблю переодеваться, — сказал Альфред. — Да и коммерцию не люблю. Мне и магазинчик держать было бы не интересно, а предсказывать будущее — тем более. Месье прекрасно знает, что у меня одна цель: отыграть на скачках то, что потерял мой отец. Что до остального, то я всего лишь официант, а не прорицатель. Месье понимает, что если я иногда и сообщаю ему кое-что, то это, так сказать, из любезности.

— Я вас понял, Альфред, понял.

Браббан не стал настаивать и отправился восвояси.

Он сидел один в конторе и от отчаяния бормотал что-то себе под нос. Малютка Фаби считала его большим человеком, а он — всего-навсего жулик. Было отчего биться головой о стену. Он уже не мог свести воедино две идеи, два слова, два рудимента мысли. Браббан сидел один в конторе, разбитый, подавленный.

Постучала машинистка, просунув в приоткрытую дверь несколько локонов.

— Здесь ваш секретарь, — сказала она.

— Ага, — произнес Браббан.

Вошел Вюльмар и сел нога на ногу.

— Ну? — спокойно спросил он.

— Что ну?

— Как великая идея?

— А, ну да, — сказал Браббан, — вы же мой секретарь.

— Вы об этом забыли. А я — нет. Мне по-прежнему интересны ваши грандиозные проекты.

Браббан не ответил.

— Вы не рады меня видеть? — спросил Вюльмар.

— Идите к черту, — буркнул Браббан.

Вюльмар присвистнул от удивления.

— Вижу, у вас не все ладится.

— Вообще ничего не ладится. Если вам нужны мои идеи, то идите, откуда пришли. Мне нечего вам предложить.

— То есть, ваш запас иссяк.

— Придержите язык, молодой человек. Не забудьте, что разговариваете со стариком.

— С жуликом.

Браббан пожал плечами.

— Вы еще ребенок.

— Если я правильно понял, — сказал Вюльмар, — мне здесь больше делать нечего.

— Ясное дело, нечего.

— Выставляете меня за дверь.

— Не будем сгущать краски. Я ведь знаю, что вы проживете и без меня. Ваш батюшка…

— Вот его не трогайте. В любом случае бояться вам нечего. В полицию я на вас не заявлю.

— Вы очень любезны, мой друг.

— Я всегда считал вас обычным клоуном.

— Вам не кажется, что пора идти?

Вюльмар поднялся.

— И это из-за вас я рисковал попасть в тюрьму.

— Я вас к себе не приглашал.

— Вообще-то, да. Я наверняка избавил нашего друга Роэля от многих неприятностей.

— Видите, хоть о чем-то жалеть не придется.

— Я ни о чем не жалею, месье. Не сочтите за нескромность, можно у вас спросить, что вы собираетесь делать?

Браббан побледнел.

— Обо мне не беспокойтесь. Пожалуйста, обо мне не беспокойтесь.

— Не буду, если вам так приятнее. А если хотите знать, что я собираюсь делать, то я иду в армию.

— Надеюсь, в колониальную?

— Естественно.

— Примите мои поздравления.

Браббан протянул ему руку. Шейкхендз [94] От английского shake hands — «обменяться рукопожатием». . Вюльмар ушел.

— Мальчик будет неудачником, — произнес Браббан, оставшись один.

Он принялся описывать круги по кабинету, думая о своей честолюбивой цели и о любви, которая перевернула его старческую жизнь. Связавшись друг с другом, они оба пойдут ко дну из-за того, что у него нет воображения. Ах, если бы он взялся за дело раньше, возможно, его более молодой ум смог бы породить великие идеи; но теперь его мозг усох, как козий сыр. Браббана очень расстроило это сравнение. Он в отчаянии сел, как вдруг его осенило; он может покончить с собой. Но эта мысль тут же показалась ему отвратительной. На сем полувозникла машинистка и объявила: месье Бреннюир. Удивленный Браббан величественно отдал приказ ввести посетителя.

С радостным видом вошел месье Бреннюир и стал ненавязчиво изучать помещение.

— Прекрасный кабинет, — сказал он.

— Несколько маловат, — ответил Браббан. — Размах в делах все шире, надо и самому расширяться.

— У вас большой персонал?

— Только секретарь и машинистка. Мне хватает, поскольку я сам чрезвычайно много работаю.

Месье Бреннюир сделал удивленное лицо.

— У меня еще есть помещение на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, — поспешил добавить Браббан, — для юридического отдела и бухгалтерии. Там у меня человек пятнадцать служащих.

— Немалое предприятие, — сказал месье Бреннюир.

— В общем, да, — отозвался Браббан, — но не такое большое, каким могло бы быть.

— Именно так я и думал, — пробормотал месье Бреннюир.

Мгновение он постоял в нерешительности, как кот на трех лапах. И поставил четвертую.

— Послушайте, дорогой Браббан, я сделаю вам предложение, принимать которое вы, разумеется, не обязаны. Мне бы очень хотелось, чтобы мой сын работал у вас, когда вернется из армии. И в виде гарантии я охотно вложил бы некоторый капитал в ваше дело.

— Буду счастлив видеть вашего сына среди моих сотрудников.

— Я бы хотел, чтобы вы взяли его не как сотрудника, а как компаньона. Спешу добавить, мой дорогой Браббан, что в качестве гарантии готов вложить в дело пятьдесят тысяч франков. И вот еще третья часть моего предложения: мне было бы исключительно приятно доверить вам управление кое-какой недвижимостью, которой я владею в Париже.

Браббан поклонился.

— Вас устраивает это предложение?

— Дорогой мой Бреннюир, кто же будет спорить с другом? По рукам. Кстати, одобряю ваше вложение капиталов, поскольку это принесет 40 % минимум.

— Помнится, когда-то вы говорили мне о 25 %.

— А Германия, мой дорогой Бреннюир? Как же Германия? Благодаря падению марки мы будем покупать дом за домом и скупим, так сказать, всю Германию, а когда марка вернется к своей обычной стоимости, доверенные нам капиталы принесут уже не 40 %, а 60, 80, а то, глядишь, и больше. Но для этого нам нужны широкие финансовые возможности, и тогда бывшая фирма Мартена-Мартена превратится в «Международную региональную ассоциацию капиталовладельцев» с денежным фондом в десять миллионов. Десять миллионов — это, естественно, для начала. Главной задачей М.Р.А.К. [95] В оригинале — S.I.G.I., что ассоциируется с ci-gît , «здесь покоится» — этой формулой обычно начинаются надгробные надписи. будет то, что я вам сейчас вкратце изложил. Акции будут идти по 100 франков. Естественно, положение вашего сына будет таким же, каким было бы в конторе Мартена-Мартена. Прошу вас, дорогой Бреннюир, не благодарите. Я счастлив оказать вам услугу. Кстати, если у вас есть друзья, желающие вложить капитал в наше дело, я приложу все усилия, чтобы удовлетворить это желание. Я говорю «приложу все усилия», потому что подписка на десять миллионов скоро завершится, и прирост капитала хоть и произойдет не сразу, но принесет прибыль первым акционерам. Подумайте о невероятных барышах, которые мы получим, учитывая, что марка все-таки не может падать вечно. Нет, прошу вас, дорогой Бреннюир, не настаивайте, ни к чему меня благодарить. Я бесконечно счастлив, что могу оказать вам услугу. А теперь, если позволите, мы поговорим о другом. Ну-ка, который у нас час? Пять. Не выпить ли нам по стаканчику на Бульварах, что скажете?