Яшар Кемаль - Разбойник

Тем временем над его головой сгущались новые тучи. После того как Чакырджалы вернулся к мирной жизни, все остальные разбойники поднялись в горы. Так, впрочем, бывало всегда. В одной берлоге им не было места. Большинство этих мелких грабителей были его врагами. И теперь они безжалостно вершили расправу над его друзьями и сторонниками: грабили, похищали, требуя выкупа. А Чакырджалы никому не мог помочь. Преследовать весь этот дерзкий сброд было слишком опасно: еще попадешь в засаду. Эфе очень тревожили эти нападения. А тут случилось одно незначительное на вид происшествие, которое окончательно лишило его покоя. Вместе с местной знатью он ездил развлекаться на мельницу. Много ели, пили, вели веселые разговоры. А потом начали состязаться в стрельбе. Право стрелять первым, само собой, предоставлено было Чакырджалы. Поставили стоймя яйцо. Чакырджалы уверенно прицелился, выстрелил. Перед яйцом взметнулась струйка пыли. Еще промах. И еще. Чакырджалы побагровел.

— Наверное, у вас старое оружие, — вежливо предположил стоявший рядом ага.

— Новое, — ответил эфе.

— Тогда, значит, давно не упражнялись.

— Два месяца в руки не брал.

— А я вот стараюсь тренироваться ежедневно, — сказал ага. — Стоит пропустить день — и начинаешь мазать.

Он вытащил из-за пояса револьвер, не спеша взял яйцо на мушку и нажал на спусковой крючок. Яйцо разлетелось вдребезги.

— Молодчина! — порадовался за него Чакырджалы.

Но собой он был очень недоволен. Разучиться своему ремеслу для эфе подобно смерти.

Что же делать? Неужели снова горы? Как хорошо жить спокойно, по-человечески! Когда у тебя есть все, чего так жаждут люди, — деньги и слава! Жизнь на равнине, конечно, скучновата, но все же лучше, чем в горах.

Народ жестоко страдал от притеснений множества грабителей, которые отбирали у него последнее. Недовольны были и многие богачи.

В Одемише было составлено прошение на высочайшее имя. В нем содержалась жалоба на разбойников, обирающих всех без исключения, нарушающих общественный порядок, а в конце излагалась просьба прислать для борьбы с ними Кара Саида-пашу. Гордость военачальника была глубоко уязвлена поражением, которое он потерпел от Чакырджалы. К этому унижению присоединился страх потерять авторитет среди аскеров. Паша не раздумывая принял командование силами преследования и направился в Измир.

Начал он с объявления всеобщей амнистии. Всякому, кто в течение десяти дней явится с повинной, гарантировалось полное прощение. Ослушникам грозила смерть. Многие разбойники воспользовались этой возможностью, чтобы спуститься на равнину. Это придало Саиду-паше уверенности в себе. То, что Чакырджалы и его люди разгуливают с оружием в руках, он считал недопустимым: в государстве не может быть еще государства, пусть крошечного. Чакырджалы, как и все рядовые граждане, должен ходить безоружным. Ему придется принять это требование. Паша навел справки, выяснил, что Чакырджалы недавно женился, построил себе дом и, судя по всему, не помышляет об уходе в горы. Чакырджалы было направлено такое письмо:

«Высочайшим повелением я назначен командующим силами преследования. Его величество падишах придает большое значение поддержанию общественного порядка в стране и приказывает ликвидировать все разбойничьи шайки. Положение требует решительных мер. В связи с этим предоставленное Вам право ношения оружия отменяется. Вы обязаны в кратчайший срок сдать все имеющееся у Вас оружие. На этом условии Вам повторно гарантируются личная безопасность и неприкосновенность.

Командующий силами преследования

бригадный генерал

Саид-паша».

Это письмо ничуть не удивило Чакырджалы. Собрав всех своих нукеров, он прочитал его, а затем решительно заявил:

— Оружия мы не сдадим.

— Не сдадим, — дружно поддержали его все.

— Завтра же уйдем в горы.

— Уйдем.

Эфе сплюнул — будто выстрелил слюной.

— Надо было прикончить эту гадину! Чего бы мне это ни стоило! — И первый раз в жизни заговорил как его мать. — Нельзя доверять османцу. Даже если это твой родной отец… Ну ничего, Кара Саид! Мы еще с тобой поквитаемся!

Его письменный ответ гласил:

«Настоящий мужчина никогда не расстается с оружием. Хочешь — попробуй отобрать его силой.

Чакырджалы Мехмед ».

Занимался рассвет. Вот-вот солнце вонзит свои сверкающие иглы в самую вершину Пятипалой горы. А пока над ней вьется небольшое, словно съежившееся от холода, облако и помаргивают звезды.

Чакырджалы ехал молча, понурив голову. В сердце его разгоралась ярость. Почему его не оставляют в покое? Ведь всю свою жизнь он стремился творить добро, помогал беднякам, убивая их бесчестных притеснителей! Почему же его не оставляют в покое? Чего от него хотят?

— Хаджи! Ты, кажется, забыл, что у нас есть один должок.

— Должок? Что-то не припоминаю, эфе. Мы как будто никому ничего не должны.

— Должны, Хаджи, должны.

— Кому же?

— Помнишь, вместе с нами в тюрьме сидел один несчастный, жену которого увел брат? Он все время молчал, был точно не в себе. Перед тем как нас выпустили, он молил отомстить за его поруганную честь. Этот должок мы так и не выплатили.

— Ну что ж, надо рассчитаться.

— Как ты полагаешь: если я разрежу их на мелкие куски, это будет справедливое возмездие?

— Совершенно справедливое, эфе, да укрепит и благословит Аллах твою руку!

— Подумать только… муж в тюрьме… как птица в клетке… а жена ему изменяет… и с кем?.. с деверем!.. Прежде чем поднимемся в горы, мы должны совершить это благое дело… Помнишь, как называется их деревня? Как зовут его жену и брата?

— Помню, все помню, эфе. Такие вещи не забываются.

— Тогда прямо туда, Хаджи!

На заре второго дня они были уже в той деревне. Схватили брата и жену арестанта, который просил отомстить за него.

— Соберите всех сельчан, — велел эфе.

Вскоре все деревенские жители толпились на площади.

— Принесите колоду, — приказал Чакырджалы.

Мужчина и женщина съежились, дрожат. Сельчане во все глаза смотрят на эфе, испуганно ждут, что дальше будет. Но никто ничего не говорит.

— Какого наказания заслуживает человек, который, словно пиявка, присосался к жене сидящего в тюрьме брата? — спрашивает эфе. — Какова воля Аллаха?

Ответом — полное молчание.

— Какого наказания заслуживает жена арестанта, которая изменила ему с деверем?

Снова молчание.

— Когда этот бедняга, что сидит в тюрьме, услышал о таком вероломстве, он чуть было рассудка не лишился. Не ест, не пьет, никому в глаза посмотреть не смеет. Какого же наказания заслуживают эти двое?

Сельчане окаменели, замерли — не дышат.

— Положите этого выродка на колоду и отрубите руки, которыми он обнимал свою невестку.