Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Кроме этого, Мустафа боялся ночного менеджера как самого шайтана. Поэтому если он и решался переговорить с девушкой тет-а-тет, то крайне нервничал, дрожал осиновым листом и вращал напомазанной головой, как сторожевой башней во все стороны. Но и на улице Мусти случались праздники, как в случае со Светланой бухгалтером. Такая чрезстеночная близость молочно-свежего женского тела опьянила дневного трутня и заставляла его преодолевать препятствия в виде балконных перил.

Однажды этот тихоня меня озадачил. Сказал, что тоже хочет быть как герой голливудских боевиков. Я уточнил, на какую роль он претендует — злодея или главного героя. Злодей бы из него может и получился бы, но только слишком вялый.

«Ах, что-то неохота мне злодействовать с раннего утра, лучше посплю до обеда, а там видно будет. А сегодня вообще дождь, кто же злодействует в такую погоду, нет, не буду уничтожать мир. Пусть весь мир подождёт».

Злодей должен быть более инициативен, настойчивей добиваться поставленных целей. С этими соображениями я поделился с Мусти. Он сказал, что не хочет быть злодеем, а хочет выглядеть как я или Вандам. Не иначе, как преодоление перил, представшее перед ним трёхминутным занятием, сопровождающееся пыхтением, дало повод задуматься об отсутствии физической формы. Будучи в щегольской одежде, с уложенными волосами после наведённого марафета, Мустафа выглядел приглядно. Но Мусти в плавках, на мой требовательный к телесному сложению, как фитнес-инструктора взгляд, он смотрелся тестообразным, каким-то по бабьи мягким, рыхловатым. С обозначавшимся брюшком, который через пару лет фривольной жизни обещал переродиться в пузо.

После того, как я сказал, что в первую очередь надо бросить курить, он серьёзно задумался. Ровно до следующего дня.

— А что ещё? — спросил он, вминая окурок прощальной сигареты в асфальтовое покрытие мыском сандалии.

— Делать со мной зарядку и аквааэробику.

С зарядки Мусти не готов был так вот сразу начать. Подобная спешка может привести к стрессу.

— А стресс это пипетс, — обозначил он свою позицию словами из летнего хита Laurent Wolf-а «No stress» Эта песня так и начинается словно мыслями Мустафы спозаранку: «I don’t wanna work today. Maybe I just wanna stay. Just take it easy cause..».

Поэтому, после размышления, длившегося до следующего полудня, уточнил, а если только аквааэробика, то как скоро его живот станет мускулистым и появятся остальные мышцы. Достаточно ли будет месяца занятий? Я пообещал что, уже через неделю он увидит и ощутит результат. Похлопал его по плечу: «Добро пожаловать в органы сынок».

Мусти поспел на аквааэробику к началу. Но, когда он собрался залезть в воду к девушкам, удержал его.

— No, Мус — бурда. With me, — сказал я, уточнив, что здесь, на бортике, результат придёт намного быстрее. Пусть только повторяет за мной и старается держать темп.

Зазвучала активная, бомбящая ритм музыка летних хитов.

— Эхе-хе-хей. Common, common, common! Сеньориты вы готовы? Я не слышу… Вы го-то-вы? Are you ready? Да, так лучше. Much better. Только одно правило — в воде не спать. Мы начинаем. Подняли ручки, поприветствовали друг друга, похлопали, вот так и поехали. And we go-oo-uuu!

Я стартовал. Мустафа держался немного поодаль. Минут через десять после небольшой прыжково-беговой разминки, перед основной работой, я о нём вспомнил, но не увидел.

А через двадцать минут он уже сидел на свободном лежаке в футболке, пропитанной потом, в одной руке, подобно скипетру, он держал пиццу, в другой вместо жезла — пластиковый стаканчик, судя по аромату с кофе. В пепельнице рядом с лежаком дымилась сигарета, а на лице у Мусти замерла блаженная улыбка, которую не портил даже свисающий по центру рта кусок пиццы с текучим сыром. После занятия я не стал его корить или взывать к совести. Вместо этого предложил ему почаще делать джагу-джагу с девушками. Говорят, для фигуры тоже полезная штука, а для Мусти, видимо, эта одно из тех немногих дел, которым он способен заниматься с полной отдачей.

Марио был тот ещё совриголова и не ограничивал сферу своего общения единственно с Маниту, как можно было бы предположить наивному наблюдателю. В этом убедился и я, в момент незапланированного возвращения в комнату перед вечерним шоу. Я намеревался сменить майку, поскольку баловался с Машиными детьми за ужином и дал разукрасить торс несколькими ловкими бросками черешни.

Через палисадник и балкон путь был короче чем через фойе, и моя нога уже была занесена через перила, как я отметил, что в комнате кто-то есть. В обычной ситуации это бы меня не остановило, поскольку комнаты для того и созданы, чтобы в них кто-нибудь находился. Но то, что я увидел при невольном рассмотрение, натолкнуло меня на мысль, что мой визит сложно было бы выполнить деликатно, независимо от метода вторжения. Вторая мысль была, а знает ли Мус, что его кровать используют для брачных игр.

Мистер Боб же пребывал в отстойнике, хотя и жаждал вступить в клуб раздетых овец. Но его туда не принимали в силу дикого нрава и сложного характера, подспудно влекомого к земле гнётом проблем, которые, судя по его горячим монологам, протекавшим не без доли артистизма, ежедневно демонстрируемые им в двух или в трёх ролях, создавали мы, а он отважно расхлёбывал, ценой невообразимых титанических усилий вступая в бескомпромиссную, подчас обречённую борьбу с начальством и самим Баем-Икс, как он загадочно величал молодого хозяина отела. Сначала мы с Машей думали — это какой-то злодей из комиксов — Баикс. Позже я узнал, что «бай», так же как на тюркском, означает господин. Но употреблять имя презренного, а именно так Боб к нему относился в нашем присутствии, господина всуе, для Боба было — что пачкать свой рот ваксой, поэтому он присовокуплял вместо имени «Икс». А может, он опасался слышащих и следящих стен, потому что в его красочных историях молодой хозяин мистер Тайяр, сын владельца отеля, представал желчным тираном, деспотом-поработителем, главой восточно-региональных вакханалий, мировым узурпатором, доктором Злом, сатрапом и слёзомучителем, почище чем Фрекен Бок.

Описывая словесные прения, якобы происходящие на административных совещаниях с его непосредственным участием, Боб преображался. Взгляд пылал негасимым огнём праведника и мученика, слюна пузырилась на обескровленных жаром губах, бандана сползала набекрень, а пальцы здоровой руки яростно сжимались и разжимались, словно сдавливали господскую шею.

В тирадах Боб представал правдоборцем, отстаивал наши права, дерзил самому Баю-икс, который в конце героической истории, обязательно каялся в преступлениях против губки Боба и его команды и выпрашивал помилования. Вторым фигурантом в делах против совести и чести выступал Бай-Игрек, он же найт-менеджер, первозданное зло, мастер подвальных пыток, стоухий и тысячеглазый демон ночи. С ним наш шеф расправлялся в озвучиваемых фантазиях по нескольку раз за день, немилосердно втаптывая в грязь и ввергая обратно в ад, что, впрочем, не мешало Бобу, двуликому как Янус, быть его верным слугой и лучшим доносчиком.