Михаил Тарковский - Енисейские очерки

11 ноября. События! Развернулись со стремительной неожиданностью. Пришел Толян, а я пошел в тайгу, задержался недалеко от избушки, выкуривая соболя и вдруг услышал крики и потом пальбу из ружья, что меня больше всего озадачило. Я думал, что в крайнем случае это сосед Боковиков, но никак не Толян, который должен по моему мнению стрекотать Бураном. Мы с Алтусом очень заволновались, все-таки месяц людей не видали, побежали вниз к Тынепу, к избушке и увидели лыжню, идущую снизу. Причем Алтус побежал почему-то по лыжне от избушки, что еще более сбило меня с толку. Потом я понял, что с Толяном он уже поздоровался и теперь интересуется, где его собаки, которые отстали от Толика по дороге. У избушки на снегу оставлены были лыжи, которые я почему-то не узнал и пока гадал на ходу, чьи это, вывалился Толик в свитере, улыбающийся, с какой-то прибауткой и это было чудо. Ощущение реальности сразу утратилось и началось кино. Оказалось, что Толян пригнал Нордик, что оставил его на пол-дороге, боясь что не хватит бензина. А стрелял он из моего ружья, которое висело на избушке. На Острове у Толяна оставалось полбутылки Рояля. Мы попили чаю с пряниками и покурили сигареты. Потом без остановки громко разговаривая и обгоняя друг друга покатились по залитому солнцем Тынепу к Нордику. Причем по дороге добыли песца, за которым Алтус полчаса гонялся вокруг кучки торосов с тупым цирковым усердием. Причем у обоих были одинаково высунуты языки.

Сегодня приехал с бензином с Молчановского, вкусивши сигарет и пряников. Опять странное ощущение, будто все нереально. Вот живешь один, трудно идет время и что-то застывает в сознании, а потом вдруг срывается и мчится куда-то безо всякого напряжения. Видел сон: медленная симфоническая музыка и маленький мальчик кружится под нее по темному льду, пытаясь /почему-то это очень нужно ему / пробить этот лед ботинком.

14 ноября. 25 градусов. Пока стоит хорошая погода — грань равновесья между севером и югом. Ездил вниз, переставлял, добыл одного в капкане, а другого нашел Алтус, и я подъехал прямо на Нордике. Так можно охотиться. Пешком я бы вряд ли все успел, я же снимал дорогу. Приехал от Пороки по Тынепу уже почти в темноте. Но не пишется. Что делать? Сегодня ходил пешком с облегчением, правда недалеко и возвращался вкруговую по нордиковой дороге. Ничего не попало, хотя и бегают. Вспоминал первые три года охоты, когда интересовали больше книги и свои стихи, чем охота. Помню ожидание осени, как праздника, ожидание состояния торжественной собранности, ожидание неизвестного, ведь еще не знаешь, куда поведет тебя крепнущая Муза. Или когда, быстро сделав все дела, придя в избушку, спешишь завалиться на нары под полку с книгами и не глядя нащупать корешок. А сейчас куча книг, правда книги взял, дурак, умные, суховатые, в которые погружаешься с трудом и напряжением.

Зима, черно-белые, облепленные снегом бочки. Ручей в кружеве льда /вокруг окна черной воды/. Сила и слабость. Сила, умения, воля, такое ощущение, что это с возрастом нарастает на душе, которая все равно при этом остается такой же, какой была в раннем детстве.

22 ноября. Ручка как застыла! Днем 35. Приехал с Майгушаши. Все думал утром: "Прохладно что-то". Особая светлая красота леса из-за кухты. Весь день от горизонта вверх нежный, яркий, желтый свет солнца. Очень красиво. Деревья. Все окрашено в невыразимо мягкие цвета. При этом мороз 40. Сзади на дороге дымится вспаханная гусеницей зеленая вода с рваным матовым краем. Хорошие я провел деньки на Майгушаше. Сейчас я подъезжаю прямо к избушке по сахарному снегу речки мимо острых елок на крутом берегу. Осенью чтобы пробраться от Тынепа к избушке надо было затратить чуть ли не час.

Когда от природы общительный человек загоняет себя в зиму и тайгу ему в некоторые минуты начинает дико хочется всей этой "тамошней" жизни. Но все равно тайга, свои заботы на первом месте. На них все держится. И вот, побродивши по всяким несусветным Майгушашам, приезжаешь на Ручьи, на базу. Здесь почти дом, радио, отдых. И рушится капканная жизнь и наваливается другая, где музыка, передача о Высоцком. Или новости — чума, пища, к которой приучают человека, чтобы он не принадлежал сам себе.

А заботы очень сильны. Насторожил дорогу, прошло время и уже надо лететь проверять, потому что бродит вся эта рубрика — песцы с росомахами — особенно по профилям и сжирают все, что попало. Стоял у меня на дороге один единственный очеп. Пошел я проверять. Гляжу — передо мной песец ее проверил. Иду и думаю":Лишь бы ничего не попало". И так получилось, что соболь влез в этот очеп и висел на безопасной высоте, как подарок, чуть припорошенный снегом, а снизу все было истоптано песцом. Я возликовал и стал срочно рубить очепы. Чувство заботы не дает расслабиться, сосредоточиться на чем-то другом, например на книгах или стихах. Лежишь на нарах с книгой и вдруг отводишь глаза, кладешь ее домиком на грудь и начинаешь подсчитывать где сколько стоит ловушек или сколько дней непроверена какая дорога.

Вчера на Майгушаше был крепкий денек. Я поехал на Нордике и поставил 20 капканов. Причем сначала часа полтора-два загонял Нордик в гору, /уже очень много снега/, а потом ехал, круша пихтушки и роя канаву, по солнцу в сторону Ручьев, но хребтом. Ехал редколесьем, потом переезжал ручей, где опять долго загонял Нордик в гору. Он зарывается, лыжи стоят на снегу, а гусеница дорывает до земли, так что летит мох. В избушку я вернулся часов в шесть с фарой. Заснул в 12, проснулся в 5 утра. Сбегал утром донасторожил оставшиеся пять капканов и уехал сюда, добрался махом, наверно за час. Этот день был одним из лучших.

Все время ищешь каких-то сочетаний, наложений, повторений. Больше всего нравится куда-нибудь подъезжать. И чтоб рядом еще что-то пело и звенело.

27 ноября. 25-ого приезжал Толян на рыжем Буране. Привез медвежьи котлеты и подкисшие пряники. Алтус порывался за ним убежать, но я его вернул. Он ко мне не подходил, не ел, глядел грустно на дорогу. Пока я занимался в избушке соболями он таки-убежал. Тут задул запад со снегом и потемнело. Я очень рассердился. Пришлось снова обуваться-одеваться и ехать на Остров. Там уже ни того ни другого не было. Пришлось ехать на Молчановский тайгой. Приехал туда в шесть. Фара осветила весело скачущего Алтуса. Ночью вызвездило, когда ехал сюда обратно, заколел как цуцик, без стекла все-таки. Все время останавливался и грел лицо-руки над вентилятором. Сейчас уже под 40. Как-то неспокойно на душе. Соболя не ловятся. Толян тоже на дом смотрит. Проверю все два раза и в деревню. Алтус, конечно, изумил: убежал, потому что собак не повидал — они на Молчановском оставались.

28 ноября. Есть, кажется, такая сказка: лежит куча драгоценностей, а человек не может ими воспользоваться, к ним прикоснуться. Похоже на жизнь.