Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Не забывай, здесь тебе не публичный дом! — не выдержал Нух.

— Ну и что?

— А то, что фабрика здесь, и рабочие тебя быстро к порядку призовут. Так ведь, Якуб-эфенди?

Учетчик кивнул.

Муртаза с угрожающим видом поднялся.

— Ты запомни как следует: пусть ложка сломается, но я от плова не откажусь, так и знай!

— Мое дело тебя предупредить, а там как знаешь, — ответил Нух, поднимаясь.

— Не нуждаюсь я в советах! Прошел курс обучения… Я еще поговорю со всеми!

— Может, и со мной поговоришь?

— Со всеми, кто станет нарушать дисциплину!

— Значит, ссоры не миновать…

Муртаза не ответил, лишь вопросительно поглядел на Нуха. Они вышли из конторы учетчика и направились к бухгалтерии. Немного погодя к учетчику заглянул мастер из хлопкоочистительного цеха. Небольшого роста толстяк вкатился в каморку и спросил:

— Что за тип тут у тебя околачивался, Якуб-эфенди?

Учетчик рассмеялся.

— Кто он, скажи ради аллаха.

— Ваш новый надзиратель!

— Какой еще надзиратель? Одного нам, что ли, мало?

— Видно, мало.

— Брось шутить, Якуб-эфенди, правда, кто он?

— Ей-богу, надзиратель! Дисциплина ослабла, видите ли, на фабрике, вот твой Кямуран и позаботился, у полицейского комиссара выпросил солдафона, который курсы окончил…

— Ай-ай-ай, этого еще не хватало. Ну и дальше?

— А дальше комиссар прислал этого типа.

— Он, видно, того, чокнутый?

— Как хочешь, так и считай.

— Ох, мать моя, курсы, говоришь, кончил? Знал бы раньше, показал бы ему эти курсы и дисциплину заодно. Я был в цеху, машину ремонтировали. Прибегают вдруг смазчики, рассказывают, что пришел какой-то человек, расспрашивает да разузнает, как кто работает… Я подумал: ревизия нагрянула. Откуда мне было знать? Говоришь, надсмотрщик с железной дисциплиной?..

— Это точно.

— Сколько мы таких видели, сколько их на фабрике перебывало. Перемелется — мука будет! Завтра нарвется на ткачей, возьмут они его в оборот…

— Э-э, брось ты, тебе-то что, пусть грызутся.

— Так-то так, но попробует только сунуться ко мне в цех и поднять шум, я ему быстро глотку заткну. Пусть потом на себя пеняет…

Учетчик надел очки и принялся за работу.

Они обошли и осмотрели прядильный цех, в котором влажный, теплый воздух пронизывали несмолкающие визгливые голоса веретен, красильный цех с его прокисшей атмосферой, обжигающим носоглотку паром, поднимающимся от котлов, в которых бурлили, кипели, издавая тошнотворный запах, клейстер или краска, а в них — пряжа или готовая ткань; побывали в ослепительно чистой электростанции, блистающей гигантскими машинами, такими бесшумными, словно бы они и не работали; заглянули в столярный цех, в ремонтную мастерскую, в склады с тюками хлопка-сырца и уже очищенного хлопка — словом, ознакомились со всеми углами и закоулками, ходами и выходами и прибыли наконец в ткацкий цех.

Войдя в цех, где грохотали четыреста ткацких станков, Муртаза замер от испуга, вцепившись в руку контролера Нуха и вытаращив глаза на огромные балки под потолком.

Сердито стучали станки, под ногами ходуном ходил пол. В воздухе плясала хлопковая пыль, вращались трансмиссии, мохнатые от белого хлопка, безостановочно сновали руки рабочих. В цехе все дрожало, тряслось и громыхало, будто по бетонному полу в неистовом галопе скакали железные кони.

За ткацким станком № 140 работал Бекир Камбала. Завидев вошедших, он сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Перекрывая грохот, свист долетел до Тощего Неджипа, стоявшего у станка № 105. Неджип поднял голову, посмотрел на товарища и увидел, как тот глазами показывает на дверь, где стояли Нух и Муртаза. Он кивнул: «Ясно!» Хоть ответ и не был слышен, Бекир Камбала все понял, и тут начался разговор между товарищами, ведомый только ткачам, на языке жестов и мимики, когда говорят руки, плечи, глаза, брови…

«Что, испугался, дурень?»

«Точно!..»

«Перекурим?»

«Давай».

Они зарядили челноки, поставив полные шпульки, и вышли в уборную. Там в окружении рабочих уже стоял Рыжий Ибрагим и слышалась его сердитая речь:

— Нынче опять пойду и устрою скандал… Жратва ни к черту! Хлеб дали…

Он увидел Бекира Камбалу и Тощего Неджипа.

— Бекир, пойди сюда, — позвал он. — Сколько можно терпеть? Обед опять как всегда!.. Опять черви… Я спрашиваю у Хафыза-эфенди, когда это кончится, мы такие, дескать, деньги угрохали на эту фасоль, а он мне в ответ: «Пока фасоль эта не кончится, новую покупать не собираюсь!..» Я взял миску — и с нею в управление!..

Бекир Камбала взглянул на Тощего Неджипа, тот сплюнул на пол и процедил сквозь зубы:

— Вчера ходил, ну и что? Ничего не переменилось. Пустой номер! Этот тип опять тебя баснями о червях накормил…

— Пусть баснями!.. Весь вопрос…

— Я тебя должен предупредить, Ибрагим, — перебил его Бекир Камбала, — остерегись! Подумай, что грозит зачинщику, вожаку рабочих…

— Ты это к чему говоришь?

— А к тому, что из-за тебя на фабрику взяли надзирателем Муртазу. Смотри, устроит он тебе бледную жизнь, я вмешиваться не стану.

Появился старик Азгын, туалетный сторож, и тотчас вмешался в разговор:

— Опять тут честная кампания!..

— Отстань, — огрызнулся Рыжий Ибрагим. — Значит, дело приняло, говоришь, крутой оборот?

— А разве не так, Неджип? Иль я соврал? Технический директор, дескать, так и сказал: «Есть у нас тут один тип, Рыжий Ибрагим, ему все, видите ли, не нравится: и обед, и хлеб…»

— Ну а тот что ответил?

— Кто тот?

— А новый надсмотрщик…

— Он ответил: «Не волнуйся, мой директор, я ему башку оторву!»

— Скажите толком, что случилось? — опять вмешался старик Азгын.

— Новый надсмотрщик, переселенец, собирается на фабрике дисциплину наводить, — ответил Тощий Неджип.

— Вчера Нух рассказывал про этого переселенца: строит из себя бог весть кого, ни дать ни взять командующий жандармерией. Видно, этот тип того, чокнутый малость.

— Вон, вон, идут! — сказал Бекир Камбала.

Все повернулись: Нух и Муртаза вышли из ткацкого цеха и направились к складу с пряжей. Рабочие молча глядели им вслед, пока они не скрылись за складскими дверями. Туалетный сторож вытащил свой круглый свисток, пронзительно свистнул, закричал:

— А ну, за работу!.. Давай шевелись!.. — и скрылся в своей будке.

Рабочие нехотя потянулись к цеху, остался один Рыжий Ибрагим.

— Значит, тебе, Азгын-ага, больше по душе времена Джемаль-паши [79] Джемаль-паша (1873–1922) — один из лидеров партии «Единение и прогресс», пришедшей к власти после младотурецкой революции 1908 года; вместе с Энвер-пашой и Талаат-пашой составлял младотурецкий триумвират, в руках которого была вся власть в годы первой мировой войны 1914–1918 годов. …

Этот старик Азгын был здоровенным мужиком — метр девяносто пять росту — с пышными усами, лохматыми бровями, нависавшими ему на глаза. Он никого и ничего не боялся, любил резать правду и частенько материл даже хозяина фабрики.