Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— О чем ты говоришь? Объясни, в конце концов! — не вытерпел директор, сердито уставившись на Муртазу.

— Так точно! — рявкнул надзиратель, решив, что директор все знает, но хочет услышать о происшествии от него самого. — Конечно, я понимаю, что он допустил очень большое нарушение дисциплины. Он должен был позвать меня и сказать: «Извини, начальник, но мне надобно сходить справить нужду». Я бы тогда подумал: «Ага, Ферхад хочет помочиться, значит, надо найти ему замену», подыскал бы подходящего человека, приказал бы ему сменить Ферхада на посту… А Ферхад что? Не сделал как положено, ушел мочиться, оставив заместо себя ребенка в проходной!

— Ну и дальше что?

— Не должен был идти мочиться без разрешения начальника. Потому что во время несения службы нечего думать о том, чтоб мочиться, не должно быть мыслей о детях, близких, семье своей.

Муртаза пристально поглядел на директора.

— Я, конечно, объяснил ему, как подобает, чтобы он уразумел раз и навсегда. Так и сказал: «Раскрой, Ферхад, глаза, глянь, что наделал! Служба — это не орехи щелкать! Поручили нам начальники важное дело. А мы что? Мы не должны их подвести, дело загубить». Послушался меня Ферхад, согласился с моими словами: «Правильно говоришь, начальник!» Потому, я полагаю, не следует его наказывать, писать на него рапорт, надо его простить!

— Кого я должен простить? Какой рапорт?

— Покричи, поругай, но рапорт не пиши!

Наконец технический директор понял, что на фабрике случилось какое-то происшествие, и сказал:

— Хорошо, пришли-ка привратника ко мне!

— Покричи, поругай, но рапорт не пиши, не наказывай, — еще раз посоветовал Муртаза и вышел из кабинета.

Изнывавший от страха и нетерпения Ферхад бросился к нему навстречу:

— Ну как, Муртаза-эфенди?

— Назад! Это что еще за фамильярность? Как следует обращаться к господам служащим и начальникам? — Он окинул взглядом Ферхада. — Застегни как положено пуговицы, тужурку одерни. Вот так.

Ферхад переминался с ноги на ногу, горя желанием узнать свою судьбу. Наконец Муртаза объявил:

— Очень рассердился! Пришел в ярость! «Не знают они, Муртаза-эфенди, что значит служба!» Так прямо и сказал. «Думают, служба — это все равно что орехи щелкать!» Понятно?

— Что он сказал, директор?

— Ты что, оглох? Так и сказал эти слова тебе в назидание. Иль неясно?

Ферхад молча смотрел на надзирателя.

— Он сказал: «Хочу, Муртаза-эфенди, чтобы ты научил его уму-разуму, как на курсах учат». А я ему: «Не беспокойся, мой директор, я об этом всегда помню». Он мне опять: «Я и не беспокоюсь, ведь моя фабрика в твоих крепких руках!»

— Он простил меня?

— Сказал: «Раз ты вмешался в это дело, ради тебя прощаю его».

— Дай бог тебе здоровья, Муртаза-эфенди! Благодарствую, Муртаза-эфенди.

— Ладно! А теперь, да поможет тебе аллах, ступай к нему, он зовет тебя. Постучи в дверь, не забудь поприветствовать как положено, встань во фрунт!

Технический директор строго посмотрел на Ферхада, вошедшего в кабинет с виноватым видом, и процедил:

— Ну… рассказывай… Что делать с тобой, ума не приложу!

У Ферхада от страха затрясся подбородок.

— И-и двух минут не прошло, бей-эфенди… Сына оставил вместо себя, сам на минуту сбегал нужду справить, прощения прошу… Как раз в это время вы и прибыли…

— Да разве можно проходную на чужого человека оставлять? Тебе проходную целой фабрики доверили! Пусть даже твой сын…

Ферхад сжался в комок и потупился.

— Молчишь? Сам знаешь, что виноват… Срежу тебе плату за четыре дня, так сразу поумнеешь. Марш отсюда!

Сердце так и екнуло у Ферхада. Он низко поклонился и вышел из кабинета.

Жалованье за четыре дня! Да как же так можно? На носу первое число месяца. Из ста лир жалованья шестьдесят отдай в уплату долгов в фабричной лавке. Остается сорок. Из них двадцать — за квартиру… Четыре дня по три лиры — это двенадцать! Что же останется? Семь лир с чем-то. Как на такие деньги прожить?

Ферхад вернулся в свою будку. Муртазы уже не было. А ведь он же ему сказал, что директор простил. Привратник вошел в будку, потоптался, вышел и снова вернулся. Он все прикидывал и рассчитывал и не заметил, как, зевая, подошел контролер Нух.

— Только от шлюхи мог уродиться этакий ублюдок, — ворчал контролер.

Занятый подсчетами, Ферхад продолжал бормотать себе под нос, не обращая внимания на подошедшего.

— Ты чего бубнишь? Иль случилось что опять? — спросил Нух.

— Да вот, Нух, беда на мою голову свалилась. Пошел я помочиться, в проходной сына оставил, а тут нагрянул технический директор и увидел, что меня нет на месте…

Нух достал кисет и собрался было свернуть цигарку.

— Технический директор здесь? На фабрику приехал?.. — спросил он встревоженно и спрятал кисет; потом посмотрел на окна кабинета, в которых горел свет.

— Не застал меня на месте, — продолжал Ферхад, — и срезал мне жалованье за четыре дня. А Муртаза-эфенди сказал, что он простил меня.

— Муртаза? Значит, опять этот ублюдок успел…

— Он ни в чем не виноват. Ходил за меня просить!

— Раз Муртаза замешан, будь осторожен! Он дитя родное не пожалеет… Его недаром Муртазой [81] Здесь игра слов: Муртаза — Мюртеджи (реакционер) — Мюртед (предатель). зовут! Тебе одно скажет, а сам побежит к директору, чтоб донос подать.

Подозрение закралось в душу Ферхада, но он поспешил отогнать его — ведь надзиратель уже после директора подошел. Может, директор обещал Муртазе простить, чтобы отделаться от него?

— Он себя большим начальником возомнил, — продолжал контролер Нух. — Все твердит про свой диплом от комиссара. Ну сам посуди, кто он такой, чтобы ему комиссар диплом давал? А? Так ведь, Ферхад? А теперь, к примеру, технический директор. Вот послушай. Вы говорите: технический директор, технический директор!.. Кямуран мне земляк. Соседом был, сопляком-мальчишкой. Вот он Муртазу на должность взял (Нух подмигнул при этом Ферхаду), а сам про Муртазу, знаешь, что говорит? Так и говорит: «Твое дело — взнуздать его и повод покрепче держать, тогда будешь им управлять. Он ведь переселенец, как ни крути, человек пришлый…» Ну а я, дескать, его земляк, обо мне нет нужды разузнавать у людей. Не так ли?..

Привратник не слушал контролера, одна мысль неотступно преследовала его: урезанное жалованье.

Нух встал и решил на всякий случай обойти фабрику.

В прядильном цехе под потолком — ряды ярких семидесятисвечовых ламп. Сверкают новые станки.

Справа — банкоброшные, слева — сучильные машины. Только в этом цехе обновлены станки.

Муртаза, заложив руки за спину, остановился в дверях и оглядел цех. В огромном помещении усердно трудятся сотни рабочих, от восьмилетних ребятишек до людей пожилых, лет пятидесяти или того более. В цехе стоит ровное, чуть приглушенное жужжание вращающихся веретен. Лишь изредка слышны резкие свистки мастера или его помощника, затем все снова наполняется повизгивающим, монотонным гудением.