Александра Маринина - Ад

— Ну, спрашивай.

— У нее кавалеры-то есть? Все-таки двадцатый год девчонке, пора уже эти самые крутить, шуры-муры.

— Ничего-то ты в нашей Леле не понимаешь, — удрученно произнес Змей. — Я тебе толкую, толкую — я ты все не усвоишь. Не нужны ей кавалеры.

— То есть как — не нужны? Так не бывает.

— Бывает.

— У нее что, эта самая, как ее, ориентация? — в ужасе спросил Камень.

— Дурак ты старый, — рассмеялся Змей. — Она по Вадиму сохнет.

— По какому Вадиму?

— Да все по тому же, с собакой. Собаки, правда, разные, сначала была Рада, но она умерла, и купили Карму, тоже овчарку. А Вадим все тот же. Вспомнил? Тебя еще, если я не ошибаюсь, Ворон слезно умолял правила нарушить и дать ему с Лелей познакомиться, когда на нее маньяк чуть не напал.

— Ох ты, господи! Неужели она до сих пор в него влюблена? — не поверил Камень. — Это ж сколько лет прошло!

— А тем, кто любит страдать, годы только в плюс идут. Чем дольше счастье не наступает — тем лучше, а то если оно наступит, так печалиться не о чем будет. Усек? Леля тайно любит Вадима и посвящает ему стихи на русском и английском языках, а также все помыслы и мечты. Вот так-то.

— А вообще мальчики на нее внимание обращают?

— Обращают, конечно, — кивнул Змей. — Она девочка симпатичная, даже почти что красивая, высокая, тоненькая, хрупкая такая, волосы густые, как у Любы, и вьются, как у Родислава, глаза большие, темно-серые, личико точеное.

— Красота! — мечтательно протянул Камень. — А почему ты говоришь, что она почти красивая? По-моему, то, что ты описал, очень даже красиво и без всяких «почти».

— Вот и видно, что ты мало человеков в своей каменной жизни видел, — покачал головой Змей. — Человека не черты лица украшают, не внешние атрибуты, а взгляд и выражение лица. Если человек все время страдает и выражает это всем своим обликом, то он мало кому покажется красивым. У Лели вид угрюмый, неприступный, плечи опущены, глаза в пол, да еще в шаль постоянно кутается. И говорит так тихо, монотонно, словно все кругом умерли. Ну какому молодому парню такое понравится?

— Но ты же сказал, что на нее мальчики внимание все-таки обращают, — заметил Камень.

— Ну а чего ж не обратить-то? Москвичка, из хорошей семьи, папа в МВД служит, полковник, квартира трехкомнатная на Юго-Западе — поди плохо. Иногородних-то студентов, желающих осесть в столице, пруд пруди, так что ухажеров у Лели хватает, только ей это все не нужно, она по Вадиму страдает.

— Чего ж она с ним никак не познакомится-то! — воскликнул Камень. — Ведь столько лет в одном доме живут, в одном подъезде, возможностей наверняка было навалом.

— Слушай, друг, ты совсем тупой или прикидываешься? — рассердился Змей. — Я ж тебе объясняю: Леле нужно страдать, и она никогда не сделает ничего такого, что могло бы эти страдания прекратить.

— Ладно, не пыли, все я понял, — проворчал Камень. — А что с Родиславом?

— А что с ним? — удивился Змей. — С ним все прекрасно, его постоянно повышают по службе, он уже начальник отдела, вон в Испанию с группой руководителей отправился.

— Но у него же была проблема… деликатная, — смущенно пояснил Камень.

— Ах, вот ты о чем! Ну, проблема никуда не делась, она имеет место, но Родислав никак не хочет с ней смириться и время от времени предпринимает попытки реабилитироваться в собственных глазах. Правда, почти всегда неудачно, но иногда что-то получается. Редко, правда. Однако он надежды не теряет, он по-прежнему думает, что все дело не в нем самом, а в том, что женщины попадаются не те. Вот он и ищет ТУ.

— Которую? — не понял Камень.

— Ту, с которой у него все получится с первого раза и легко.

— Но он хотя бы понимает, какой она должна быть? — допытывался Камень. — Или ищет наобум, как бог на душу положит?

— Да ни черта он не понимает! — с досадой воскликнул Змей. — Тычется, как слепой котенок, то в блондинок, то в брюнеток, то в пышечек, то в худосочных килек, то в молоденьких совсем, то постарше выбирает. В общем, черт знает что творит. Но с умом.

— Это как же?

— Так, чтобы Любу не обидеть.

— А она догадывается?

— Я ж тебе говорю, она умная и тонкая. Она понимает, что иначе и быть не может. Переживает, конечно, а что она может сделать? От нее решение этой деликатной, как ты выразился, проблемы никак не зависит. Если бы у Родислава сложились с кем-то более или менее постоянные отношения, Люба об этом сразу же узнала бы, потому что он бы сам ей признался и попросил прикрыть от тестя и от детей. Раз не просит, значит, таких отношений ни с кем нет. А коль их нет, то сразу же встает вопрос: почему? И сразу же приходит в голову ответ: потому что есть та самая пресловутая деликатная проблема. А как с этой проблемой бороться, если не прибегать к помощи врачей? Правильно, методом проб и ошибок, как это делают девяносто девять процентов мужчин. Вот это все Люба и понимает.

— Ей, наверное, ужасно неприятно, — задумчиво произнес Камень.

— Еще бы! — поддакнул Змей. — Ладно, хватит вопросов, Новый год на носу, мы с тобой за болтовней все пропустим.

— Нет, погоди, — остановил его Камень, — я еще про Аэллу хотел узнать. Как она?

— О, эта дамочка процветает! Миллионерша по ихним меркам тех времен. Связей — вагон, может все, у нее на любую проблему найдется человек, который все решит. Любовник у нее в девяносто втором году был тот же, что и в девяносто первом, какой-то гражданин Швейцарии, крупный бизнесмен. В общем, своей личной жизнью Аэлла Константиновна более чем удовлетворена. Ну и Любу с Родиславом она по-прежнему пытается облагодетельствовать, это уж как водится. Недели через две после истории с Николашей она приехала к Романовым и привезла им два новых телефонных аппарата, один с автоответчиком и определителем номера, другой — с радиотрубкой. Эта роскошь только-только стала в России появляться. Ребята, говорит, это теперь модно, и мне все клиентки кинулись дарить телефоны, у меня их уже штук десять скопилось, девать некуда, выручайте.

— Жаль, Ветер не слышит, — хмыкнул Камень, — он бы порадовался.

— Так услышит еще, — успокоил его Змей. — Ворон же наверняка все это тебе станет рассказывать. А тебе придется покорно слушать, ты ведь не сможешь ему сказать, что уже все знаешь. Будешь слушать и удивляться, и ужасаться, и радоваться, и смеяться, и плакать, и вопросы уточняющие задавать, чтобы наш передвижной кинотеатр ни о чем не догадался. Как, выдержишь? Сможешь притвориться?

— Ничего, выдержу, — рассмеялся Камень. — Тем более что он мне только половину всего расскажет. Наверное, про похищение — и все. Про Николая Дмитриевича, Лелю и Аэллу он вряд ли догадается посмотреть подробно, если я сам не попрошу.

— Ну и ладно. Давай Новый год встречать. Сейчас я тебе орешков с медом поднесу, очень вкусно.