Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Кью-Ки стояла с лопатой в руке.

– Заткнись и полезай в грузовик, – велела ему девушка.

Вскоре мы втроем двинулись на запад, прямо навстречу ливню. Темная крыша кузова из промасленного брезента защищала нас от дождя, но сквозь дощатый пол летели грязные брызги. Деревянные лавки, на которых мы сидели, были исписаны чьими-то именами. Видимо, их вырезали люди, которых везли в далекие тюремные шахты, вроде 22 или 14–18, чтобы оставить хоть какую-то память о себе. Во время подобных поездок у людей есть масса времени на размышления. Кью-Ки провела пальцами по вырезанным иероглифам и нащупала одно из имен.

– Я знала одного Йонг Яп-Нама, – произнесла она. – Он ходил со мной вместе на уроки, на которых мы изучали злодеяния капитализма.

– Наверное, это другой Йонг Яп-Нам, – заверил я ее.

Она пожала плечами:

– Если гражданин перестает быть добропорядочным, значит, так тому и быть. Что еще его ожидает?

Чучак не смотрел на имена.

– Почему мы не дождались, пока ливень не закончится? – то и дело спрашивал он. – Почему надо ехать туда прямо сейчас? Мы, наверное, ничего не найдем. Скорее всего, там ничего нет.

Ветер шелестел черным навесом, металлический каркас кузова скрипел. Каскады водяных брызг заполняли сточные канавы.

Кью-Ки склонила голову на рукоятку лопаты, глядя на колеи, оставляемые на дороге колесами нашего грузовика.

– Ты ведь не думаешь, что Сан Мун могла стать нечестной гражданкой, правда? – спросила она меня.

Я покачал головой.

– Ни за что.

– Я очень хочу найти Сан Мун, – произнесла она. – Но тогда она точно будет мертва. А пока мы не откопали ее тело, мне кажется, что она все еще жива.

Действительно, думая о том, как мы найдем Сан Мун, я представлял ее ослепительной красавицей с киноафиш. И только сейчас я осознал, что могу увидеть на своей лопате полуразложившиеся останки детей.

– Когда я была маленькой, мой отец водил меня на фильм «Слава славе». Я сама любила понарошку разыгрывать разные сценки, и отец хотел показать мне, чтó может произойти с женщинами, которые бросают вызов власти.

– Это тот фильм, в котором Сан Мун отрубают голову? – спросил Чучак.

– Фильм совсем не об этом, – ответила Кью-Ки.

– Но спецэффекты там хорошие, – заметил Чучак. – То, как голова Сан Мун откатывается в сторону, повсюду кровь, а потом из земли прорастают цветы, на которых распускаются бутоны, символизирующие ее мучения… Я глаз не мог оторвать от этих кадров.

Конечно, все видели эту картину. Сан Мун играет в ней бедную девушку, вступившую в противоборство с японским офицером, который был надзирателем в ее деревне. Крестьяне обязаны были отдавать весь урожай японцам, но часть риса куда-то исчезает, и офицер объявляет, что вся деревня будет голодать до тех пор, пока не обнаружится вор. Героиня Сан Мун заявляет офицеру, что рис украли его же нечестные солдаты. За это тот отрубает ей голову на городской площади.

– Неважно, о чем именно рассказывает этот фильм, неважно, что думал о нем мой отец, – сказала Кью-Ки. – Сан Мун окружали мужчины, наделенные властью, но она их не боялась. Я это заметила. Я увидела, с каким мужеством она принимает свою судьбу. Я увидела, как она научилась жить по мужским правилам. Именно поэтому я сейчас работаю в Подразделении 42, за это я должна благодарить ее.

– А тот момент, когда героиня Сан Мун опускается на колени и берет меч, – сказал Чучак так, будто этот кадр сейчас стоял у него перед глазами. – У нее болит спина, ее грудь наклоняется вперед. И вот она приоткрывает свои прекрасные губы, а глаза у нее медленно-медленно закрываются.

В этом фильме множество известных сцен, например, та, где пожилые крестьянки всю ночь шьют прекрасный чосонот для героини Сан Мун, в котором она отправится на казнь. Или когда перед рассветом девушку охватывает страх и решимость покидает ее, к ней прилетает воробей, держа в клюве цветок кимирсении, чтобы напомнить о том, что не ей одной приходится чем-то жертвовать. Я еще помню момент ее прощания со своими родителями, который заставлял плакать каждого гражданина нашей страны. Родители сказали героине Сан Мун то, о чем не говорили никогда: она – смысл их жизни, без нее им незачем жить и только она одна достойна их любви.

Я посмотрел на Кью-Ки, погруженную в собственные мысли, и на секунду мне расхотелось обнаруживать разложившиеся останки ее кумира.

«Воронок» свернул с шоссе и поехал по бездорожью, затопленному водой до самого горизонта.

– Куда мы едем? – спросил я водителя.

– Вот сюда, – указал он на мою карту.

Мы выглянули из кузова. В небе сверкали всполохи молний.

– Мы в этой поездке дифтерию подхватим. Спорим, там вообще ничего нет, зря мы затеяли эту суету, – произнес Чучак.

– Начнем рыть землю и тогда узнаем, – ответил я ему.

– Мы только напрасно время тратим, – сказал Чучак. – Что если они перевезли тело в последнюю минуту?

– Что значит перевезли? – спросила его Кью-Ки. – Ты чего-то недоговариваешь?

Чучак с беспокойством взглянул на темнеющее небо.

– Тебе что-то известно, правда? – допытывалась Кью-Ки.

– Хватит, – сказал я. – Через пару часов уже стемнеет.

Выпрыгнув из кузова «воронка», мы оказались по щиколотку в грязной воде, в которой блестели масляные разводы и плавала пена из канализации. Судя по насквозь промокшей карте, нам нужно было идти туда, где виднелись деревья. Опираясь на лопаты, мы побрели по воде, наблюдая спинки речных окуней, которые с трудом преодолевали мелководье. Они напоминали зубастые бицепсы, некоторые из них достигали двух метров в длину.

В лесных зарослях оказалось множество змей. Они свешивали головы с деревьев, следя за тем, как мы пробираемся от одного ствола к другому. Все это напоминало мои ночные кошмары, как будто змеи из моих снов решили навестить меня наяву. А может, все наоборот, и эти змеи приснятся мне сегодня ночью? Я очень надеялся, что этого не произойдет. Днем я готов переносить все, что уготовано мне судьбой. Но могу ли я обрести покой, когда на землю опускается тьма?

– Это каменистые щитомордники, – объяснила Кью-Ки.

– Не может быть, – удивился Чучак. – Они обитают только в горах.

Кью-Ки повернулась к нему.

– Я знаю, что это за змеи, их укус смертелен, – сказала она.

Вдали сверкнула молния, и тут мы увидели всех змей: они шипели в темных ветвях, готовые наброситься на ничего не подозревающих граждан, идущих по своим делам.

– Это всего лишь чертовы змеи, – успокоил их я. – Просто не трогайте их и все.

Мы осмотрелись, но не увидели поблизости, ни ямы для костра, ни загона для скота. Здесь также не было ни повозки, ни удочек, ни кос.

– Это не то место, – сказал Чучак. – Мы должны уехать, пока в нас не ударила молния.