Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Дэвид Эберсхоф. Вам удалось поговорить с кем-то из жителей страны, помимо тех, кто вас сопровождал в этой поездке?

Адам Джонсон. Хороший вопрос. На самом деле гражданам КНДР запрещено контактировать с иностранцами. Это незаконно. Все люди, с которыми я встречался, прошли особую подготовку, прежде чем общаться с американскими гостями. Так что настоящего общения, как такового, не было. Когда я гулял по улицам столицы в толпе пхеньянцев, которые шли по своим делам, мне нестерпимо хотелось поговорить с ними, выслушать их историю, но это было невозможно, так что мне пришлось рассказать об этих историях, добавив немного вымысла.

Дэвид Эберсхоф . Интересно, вам удалось хоть краем глаза, может, из окна машины, увидеть радость на чьем-либо лице? Радость, не связанную с политическими реалиями, конечно, а простую человеческую радость – когда гуляешь с другом, например, или замираешь, наслаждаясь ветерком.

Адам Джонсон. Конечно. Там живут такие же люди, как мы, с теми же потребностями и желаниями. Им приходится соблюдать много правил, но, если быть осторожным, можно жить вполне нормальной жизнью. Например, хотя большинство граждан не рискнут даже взглянуть на иностранца, такого, как я, я видел парочки, прогуливающиеся вдоль реки Тэдонган, и семьи, устроившие пикник на холме Мансу. Мальчишки запускали игрушечные кораблики в фонтанах, а старики увлеченно играли в карты на площади. Я видел, как молодежь читает (одобренные государством) книги, и что-то вроде клуба садоводов, которые ухаживали за цветами возле статуи Чхоллима. В Пхеньяне живет национальная элита, чье существование стабильнее и приятнее, чем у их сограждан в деревнях.

Дэвид Эберсхоф. Как изменилась книга после вашей поездки в Северную Корею?

Адам Джонсон. Так как мне не разрешалось говорить с людьми, которых я встретил в Пхеньяне (только через сопровождающих), – с экскурсоводами в музеях, поварами, водителями автобусов – мне очень хотелось вывести в книге настоящего жителя этого города. Поэтому я придумал персонаж следователя, который мог показать читателям и городские здания, и метро, и ночные рынки столицы. Хотя мне нелегко было создавать его портрет. Жители Пхеньяна редко сбегают из страны и поэтому не рассказывают миру свои истории, так что их жизнь – большая тайна. Кроме того, очень мало известно о тайной полиции Северной Кореи. Так что по большей части это выдуманный персонаж. Я использовал все источники, какими располагал, и, хотя этот персонаж не основан на конкретных фактах, я чувствовал, что в эмоциональном плане это одна из самых правдивых частей книги – говоря о том, как самоцензура и паранойя разрушают семейные узы даже между родителем и ребенком, пока не воцарятся абсолютное недоверие и страх, пока не изгладится само понятие любви.

Дэвид Эберсхоф. Как читателю понять, что правда, а что вымысел в вашей книге? Это роман, но действие происходит в реальном месте.

Адам Джонсон. Если литература – это вымысел, призванный раскрыть глубочайшую истину, то мне кажется, моя книга совершенно точно рассказывает о том, как догмы тоталитарного общества отбирают у человека то, что делает его человеком: свободу, искусство, выбор, личность, свободу выражения, любовь. А так как про Северную Корею известно совсем немного (помимо снимков со спутника и рассказов беженцев), это именно тот случай, когда образный язык литературного вымысла – лучший инструмент для того, чтобы докопаться до человеческой составляющей столь таинственного общества. Я понимаю, о чем вы спрашиваете: В Северной Корее людям действительно вырезают татуировки? Они действительно похищают японцев? Северная Корея действительно собирает кровь собственного народа? У меня есть обоснования для каждого художественного решения, которое я принял в этой книге, но достаточно будет сказать, что большинство шокирующих моментов в книге основаны на реальных событиях: репродукторы, гулаги, голод, похищения. Почти всю пропаганду, особенно самые нелепые и смешные фразы, я заимствовал прямо со страниц пхеньянской «Нодон Синмун» – газеты Трудовой партии. К примеру, еще в начале своих исследований я наткнулся на историю Чарльза Роберта Дженкинса, американского солдата, который в 1965 году выпил десять банок пива и пересек демилитаризированную зону в Северную Корею, где провел тридцать девять лет. Схватив Дженкинса, корейцы вырезали ему татуировки корпуса морской пехоты США без анестезии – ножом. Первые семь лет заключения его заставляли учить наизусть и транскрибировать работы Ким Ир Сена. Потом его отправили в языковую школу преподавать английский язык корейским шпионам, но когда поняли, что у него слишком сильный северо-каролинский акцент, его отправили играть злобных американцев в пропагандистских фильмах. В 1980 году его женили на Хитоми Сога – медсестре, которую похитили в Японии. Читатель увидит, что все эти истории – в той или иной форме – нашли свое место в романе. Нам известно, что северокорейцы прорыли туннели под демилитаризированной зоной, что они похищали иностранных граждан в большом количестве и что они используют свои рыболовные суда для перевозки фальшивой валюты, наркотиков и вооружения. Вымысел в том, что один человек может выступать во всех этих образах, как мой герой Чон До. Но в этом случае я отдал предпочтение общему портрету северокорейского общества, закрыв глаза на то, насколько это достоверно, чтобы один человек играл столько разных ролей. Думаю, мне даже пришлось смягчить реальный ужас, царящий в Северной Корее, как, например, в гулагах Кван-ли-со, о которых известны настолько шокирующие факты – принудительные аборты, ампутации, групповые казни – что я выдумал сбор крови как более «приемлемую», не столь дикую, замену, что-то простое, приземленное, отражающее то, как режим Ким Ир Сена и Ким Чен Ира крадет каждую каплю жизни у граждан, навеки приговоренных к рабскому труду.

Дэвид Эберсхоф. Многие комментировали ваше мастерское владение темой, то, как много вы знаете о стране и жизни ее граждан. Для меня не менее важно ваше мастерское владение жанром. Это и история возмужания, и шпионский роман, и любовный роман. Тут есть морские приключения, рассказ о похищениях, об освобождении. Вы используете столько оттенков – трагических, иронических, сатирических, сострадательных и откровенно ужасающих. Как вам удалось соединить столько стилей? С какими трудностями вы столкнулись, работая над таким всеобъемлющим романом?

Адам Джонсон. Скажу, что с эстетической точки зрения эта книга кажется мне абсолютно естественной, нормальной и реалистичной. Разве наша жизнь – не смесь комичного, непредсказуемого, шокирующего и будничного? Я считаю, что если авторы настолько старательно очищают предмет повествования, что на протяжении всей книги можно сохранить один и тот же усредненный тон, то она отдает фальшью. Изучив свои источники, я понял, что должен написать книгу именно так, как и написал. Я прочитал истории многих беженцев, каждый из которых рассказывал нечто совершенно шокирующее. Для романиста крайне важно не только содержание этих историй, но и то, как они рассказаны. Повествования людей, переживших психологическую травму, отличаются фрагментарностью, нарушенной хронологией, сменой точек зрения, изменениями тона и пропуском тех или иных моментов. Мне надо было отразить все эти особенности, чтобы передать реальные переживания персонажей. А вся история Северной Кореи, как мне кажется, – самая настоящая психологическая травма в национальном масштабе. Ужасной ошибкой было бы пытаться уместить эту историю в рамки, привычные западным читателям, – когда все, как надо: начало, середина и финал. На самом деле мы узнаем, как нужно писать роман о Северной Корее только тогда, когда северокорейским романистам разрешат рассказывать свои истории. Надеюсь, этот день не за горами.