Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью.

— Спасибо, — серьезно кивнул в ответ Седой. — Убийцы не уйдут от ответа.

— Как? — удивился я, — он же один. Или… слухи не верны?

— Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы. — Пахнет паранойей, придется усилить нажим. — Вы от… — вспоминая, нахмурился, рассеянно потирая лоб.

— Во-вторых, я из Москвы от Глеба… — продолжил я с нажимом и замолчал, ожидая реакции.

— Подождите… вы же с Паровозом? — сказал он, сделав недоуменное лицо. — Я с Вердерскими работаю.

Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне много не надо — только имена скупщиков, и он их уточнил — Вердер и Глеб.

Я не зря три дня сидел в интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из Восточной Сибири. Несколько раз упоминалась Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с криминальными авторитетами: Глебом — Пашей Глебовским, Вердером — Гиви Вердалиани и небезызвестными Солнцевскими. Последние мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия. Сергей добавил свою оперативную информацию, так же, увы, не точную, но пришлось рискнуть. Время поджимало. Не сегодня — завтра Седой должен был узнать о моей причастности к гибели Толика и тогда все повиснет на ниточке: Фиона не ручалась за свою силу. Клиент, встретившись со мной — убийцей сына, в котором он души не чаял, может повести себя парадоксально.

— Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.

Я выдержал значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.

— Славик — приближенный Паровоза, он много знает и ничего от любимой жены не скрывал. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот, я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?

Седой растерянно кивнул.

— Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? — снова кивок. — Объемы представляете? — глаза Седого сверкнули алчностью.

— Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы.

Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:

— Э-э-э…

— Называйте меня Егором.

— Послушайте, Егор, я все понимаю. Но я работаю с Вердером, и меня это устраивает…

— Устраивает? Ой, ли. Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, — снова алчность в глазах. — Будем брать в любых количествах.

Седой возбужденно заерзал.

— Но это получается, что я их кину… — интонации, с которыми он выдал эти опасения, не оставляли сомнений — Седой готов принять мое предложение.

— Это у него натуральная жадность, я ни при чем! — удивленно пояснила Фиона.

— Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.

Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Воздействие Фионы стало минимальным — пациент должен сам прийти к нужному выводу, так будет вернее.

— Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, а он "вор в законе".

— Глеб не вор и не собирается покупать это звание. Причем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать, как бизнесмены. "Воры в законе" — анахронизм. Согласны?

— Я полностью разделяю ваше мнение, но пока… как вы себе это представляете?

— То есть, в целом, вы согласны?

— Да, — решительно произнес он после секундной задумчивости.

— Глеб так и предполагал. Он заранее просил меня передать вам свою благодарность. — Седому было приятно это услышать, но виду он не подал. Лишь краешки губ дрогнули в легкой улыбке:

— А я сразу, как только услышал о вас, догадался, что вы прибыли к нам по мою душу. Рад, что не ошибся. Передайте Глебу ответную благодарность.

Я сдержано кивнул и принялся развивать успех.

— Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить — хорошо, не будет — еще лучше. — Фиона чуть усилила внушение. — Сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.

— Договориться! Не раз пробовал, бесполезно! Паровоз он и есть паровоз, его не свернуть.

— А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте, когда Сема склеит ласты, а это произойдет непременно, это случится не в вашем районе.

Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.

— Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?

— Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.

Он на память продиктовал номер сотового и доверительно произнес:

— У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться, как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.

— Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, — посочувствовал я, огорченно вздыхая. — Где обычно стрелку забивает?

— За городом, за заброшенным судоремонтным. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…

— Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда. — Фиона резко усилила воздействие. — Стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все, что угодно, главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, а остальным скажите: "Сейчас есть дела поважнее, а та гнида, или как вы обычно выражаетесь, подождет, никуда не денется".

Я немного перевел дух и продолжил.

— Через пять минут после моего ухода, начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.

В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла.

Целый час с Седым работал! Ничего, пусть допоздна задерживается, за этот час отдувается. А вы, люди, простите меня великодушно.