Владимир Данилушкин - Из Магадана с любовью

Впрочем, за одно лишь молчание он готов вынести ей горячую благодарность и даже выплатить денежную премию. Сын очень интересно забавляется, у него богатая фантазия, он, наверное, играет в белое безмолвие. Что ценно, не конфузится в присутствии незнакомых людей — это в маму. Иногда он объявляет по примеру телевидения технический перерыв… На несколько секунд отец погружается в здоровый послеобеденный сон и просыпается от собственного храпа. Прошу прощения!

Она слышит этот неприличный звук и спохватывается, что целую вечность не доносится до нее голос сына. Тревожно распахиваются ее синие глаза, и не сразу возвращается к ним способность видеть: солнце проникло сквозь солнечные очки и закрытые веки, залепило и глаза, и весь ее изворотливый женский ум жарким светом. К счастью, малыш на месте. Нагнулся над тазом и держит ручонку наготове, чтобы там что-то ловить. На бледном личике северного ребенка колышутся яркие блики от воды.

— Что увидел, сынок?

— Рыбка!

— Какая рыбка? Понарошку?

— Маленькая, во, — мальчик прищуривается и показывает двумя пальчиками нечто уж совсем микроскопическое.

— Сына ты мой, сына!

— Мама ты моя, мама!

Польщенный вниманием любимого существа, мальчик пыхтит громко, не таясь, плещется водой. Отец слушает эти звуки, вплетающиеся в птичий хор и пронзительные сирены кузнечиков с удовлетворением. Шум в голове от жары менее приятен. Лежишь, как на сковородке, мысли бессвязные, зато забываешь магаданские туманы. Перестаешь верить, что они есть.

— Оооой, ма-ма-а!

Уши закладывает от крика. Будто пружина подбрасывает ее на матрасе, и вот она уже отирает ладонью слезы со щек сына. Из комнаты высовывается муж. Недоумение на его лице сменяется досадой.

— Что с тобой, сынок? — Спрашивает он успокаивающе вяло.

Мальчик тянет вверх указательный пальчик и никак не переведет дыхание от боли.

— Укусил его кто-то. — Мать кладет ладонь на вспотевший лобик.

— Ужасно, — в голосе отца ирония. — Здесь же скорпионы, змеи. Смертельные исходы. Знать бы, кто укусил, прививочку сделать соответствующую, противоядие.

Мальчик мотает головой, чтобы остановить эти неправильные слова отца.

— Эксперимент! — Он ослаб от страданий и плача, и на более длинную фразу у него недостает дыхания.

— Ты решил проверить, укусит или нет? Ясно. — Теперь и мать воспринимает случившееся без трагизма. — Считай, что твой эксперимент прошел блестяще. — Она треплет ребенка за подбородок и улыбается. — Я эту осу из комнаты выгоняла полотенцем и слегка придавила. Живучие они, хищницы! Где ты ее только нашел?

— Смотри-ка, мать, а ведь в тазу что-то живое. Как песчинка. Неужели по трубам могло просочиться? Воду же из канала берут. Молодец, сынок, разглядел такого малечка микроскопического.

— Выдумщики вы мои! — С воодушевлением произносит мать. — И вообще нельзя ли с полчасика без душераздирающих криков? Можно бедной женщине полентяйничать в свой законный отпуск? — Она ушла, подминая жесткую, как проволока, траву, и вновь легко, как бабочка, спланировала на надувной матрас.

Отец тоже удалился на исходную позицию и нехотя зевнул. Полежав минут десять в блаженном одиночестве, он вдруг заскучал.

— Сынок…

Мальчик появился в проеме двери. Солнце делало его кожу прозрачной, мягкие, цвета льна, волосы светились, как нимб.

— Ангел ты мой, беспризорный…

Сын насторожился и тут же просиял, догадавшись, что с ним станут играть.

— Подойди поближе, садись, я тебе почитаю смешной журнал. Если не рассмеешься, стану щекотать. Комната смеха будет. Хочешь?

Мальчик серьезно, даже обреченно, кивает, и это совсем не нравится отцу.

— Кстати, сынок, покажи-ка руки. Ну вот, давай ногти стричь. Здесь, в этих краях, микробов гораздо больше, поэтому…

— Папа, пойдем в бассейн!

— Маму одну бросим? Ей же станет грустно.

— Мама, пошли купаться!

— Ну что вы опять там придумали? Взялись бы что-нибудь полезное сделали, чем матери нервы мотать. Ногти с отцом постригите, что ли…

При этих словах мальчик, нахмурившийся прежде, захихикал, прикрывая рот ладошкой: ведь они и так стригут ногти. Его забавляет и веселит такое совпадение. Они перемигиваются с отцом и выскальзывают из домика с верандой — временного своего пристанища, проходят мимо одинаковых четырехкомнатных коттеджей к центральной аллее с молодыми, не успевшими вырасти, чинарами. И вот он — бассейн, который нельзя назвать лягушатником лишь потому, что настоящие лягушатники — это арыки, где живут перепончатые существа, сотрясающие воздух оглушительными резиновыми звуками, тем более удивительными, что в Магадане ничего подобного нет.

Мальчику нравилось нырять, то есть приседать в теплой воде рядом с барахтающимися сверстниками. Взрослые обитатели пансионата чувствовали себя неуверенно из-за скользкого пола: пленка водорослей нарастает на шершавом бетоне, делая его мыльным, за считанные часы. Но это вчера, а сегодня бассейн оказывается опорожненным, и уборщицы драят его швабрами.

— Здравствуйте, — сказал им отец. — Вот и у вас санитарный день, стало быть. Ну что, сынок, пойдем тогда непосредственно в канале сполоснемся? Будете в школе Ферганский канал изучать по географии, ты поднимешь руку и скажешь, что в нем нырял. Понял? Помнишь, я тебе говорил в Магадане, что будешь по улице без штанов ходить, а ты не верил?

От бетонной дорожки уходят ввысь стремительные струи перекаленного воздуха, деревья на обочине в сотне метров подрагивают и мерцают светлыми листами, будто в высоченном пионерском костре и вспыхнут через минуту. Как обратить на это внимание мальчика? Может быть, удастся увидеть настоящий мираж?

Здесь столько непохожего на Магадан и Сочи, где уже бывали дважды. Почему же малыш не набрасывается, как прежде, с вопросами? Кстати, вон цветет саксаул — совсем как сирень. Аромат у него приятный. Дети должны всему удивляться и всем интересоваться, а этот — как старичок стал в последнее время. В чем дело? Недополучает, стало быть, женской ласки, а без нее не бывает у ребенка настоящей душевной тонкости. Синдром заброшенности, как пишут ученые психологи. Или он слишком заласканный? Тоже плохо. Надо ребенку как можно больше разрешать, это сильно дисциплинирует.

Нет, не надо все валить на бедную женщину. Мальчик ничего не замечает оттого, что никто его этому не научил. Он живет в мире сказок и ориентируется в нем гораздо лучше, чем в реальном. Он изо всего стремится сделать сказку, и мы подыгрываем ему с большим желанием, лелея свой инфантилизм — эгоисты недорезанные.

— Сынок, я вчера вечером ежика видел, когда ты уснул. Возле нашего домика — сам маленький, а топал, как слоненок, громко. Давай мы с тобой сегодня затаимся, тоже увидишь.