Юрий Герт - Кто если не ты

— Какая темная ночь,— сказал он. — Ни одной звезды.

— Очень темная, — сказал Мишка.

Игорь нагнал их у ворот.

Они вместе вышли на улицу, и Клим слышал рядом шаги Игоря и чувствовал, что тот смотрит на него и хочет заглянуть в лицо.

— Я влил в нее литр валерианки — все равно не помогло.

— Неважно, — сказал Клим. — Ты-то тут при чем?

— Сволочь, — задумчиво сказал Мишка и сплюнул.

— Мать, — сказал Клим. — Ты иди, а то она там с ума сойдет.

— Пускай сходит, — сказал Игорь.

Он полез в карман, достал пачку папирос.

— Покурим?

— Давай, — вздохнул Мишка.

— Ладно, — сказал Клим. — Раз мы шпионы, значит, нам полагается курить сигары.

— И ходить в темных очках, — сказал Игорь.

— И носить на руке кастет, — сказал Мишка.

— Тогда нас ни с кем не перепутают, — сказал Клим.

Несмотря на вязкую горечь, которой были пропитаны эти шутки, все трое ощутили некоторое облегчение и даже гордость — оттого, что в их положении они еще могут шутить. Игорь зажег спичку, Клим и Мишка пригнулись к огоньку, неумело прикуривая.

Вдруг над ними громко и раскатисто раздалось:

— Р-р-руки вверх!

Клим выронил папиросу, Игорь вздрогнул так сильно, что спичка погасла.

Над улицей рассыпался звенящий смех. Майя, довольная, хохотала, сжимая ладонями щеки, стараясь удержаться, но смех рвался из нее, веселый, легкий, беспечный.

Ребята осуждающе переглянулись — и первым над своим испугом рассмеялся Клим, за ним — Игорь и Мишка.

Был час ночи, и город спал, укрытый мраком и тишиной, как стеганым одеялом, а они стояли посреди улицы — и смеялись. Целый день им с вежливой настойчивостью внушали, что они открыты и опознаны, что теперь запираться бессмысленно, и самое лучшее — это признание во всех зловещих тайнах. И вот теперь они стояли посреди улицы — и хохотали.

И в этом смехе не было ни богохульства, ни отчаяния. Они смеялись просто потому, что были «добрыми гасконцами», и сами знали толк в сочинении комедии, и потому, что было в мире немало такого, над чем можно от всей души посмеяться.

И когда они насмеялись вдоволь, Клим вспомнил про салфетку — и снова расхохотался. А потом представил себе эту нелепую сцену: они стоят посреди улицы в час ночи и, как бешеные, хохочут, не переводя дыхания — и засмеялся снова, и вместе с ним, уже изнемогая от смеха, закатывались и остальные, и каждый смеялся над чем-то своим, а все вместе — над тем, что именно сейчас обнажило до полной очевидности свою нелепость и несуразность.

— Ну, хватит же, — умоляюще проговорила Майя, — Не могу больше!

Она бегала к Кире, но Киры дома не было; у Мишки ей сказали, что приходил Клим; она помчалась к Игорю. Значит, Кира так и не появлялась?

— Вперед, — сказал Клим.

Они все убыстряли шаги, потом понеслись во весь опор. Клим подгонял:

— Скорее, скорее!

Ой был зол на всех и больше всего — на себя. Тысяча дьяволов! Нашел время дурачиться! Ведь Кира...

Он бежал рядом с Майей, Игорь и Мишка приотстали. Майя тоже едва поспевала за ним.

— Скорее! Скорее!..

Они выбрались на мостовую, Майины каблуки защелкали по булыжникам.

— Скорее!

— Погоди...— виновато попросила Майя. — У меня нога растерта — она наклонилась, чтобы снять туфли.

— Ну что ты там?

Она повернула к нему лицо. Видно, ей в самом деле было очень больно.

— Не расстегивается...

Коса соскользнула с ее спины, кончик змейкой шевелился по земле. Клим нагнулся, поднял этот кончик, тугой и шелковистый. И почему-то вспомнил, как Майя своим платочком вытирала ему расквашенный нос — тогда, в саду... В одно мгновение промелькнули перед ним события последних месяцев. Эта девушка, которая сейчас присела перед ним на корточки, следовала за ним покорно и смело. Она верила. И он верил, что знает, куда идет, куда ведет... А оказалось... Ведь она же права, права — мать Игоря! Все из-за него! Но он был так уверен, что ни она, ни другие не скажут ему ни слова упрека... Почему он так уверен?..

— Ну, вот и все, — сказала Майя, притопнув босой ногой.

И они побежали дальше.

Клим видел, что ей трудно бежать босиком по мостовой.

— Давай на тротуар, — сказал он.

— Пустяки, — сказала Майя.

Мимо них протопали Игорь и Мишка.

Клим убавил скорость.

— Скажи... Только честно... Ты очень на меня... сердишься? — сказал Клим отрывисто, боясь поднять на Майю глаза.

— За что?

— Ну... за все это...

— Да при чем же здесь ты?..

В ее голосе звучало наивное удивление — и ничего больше. Клим облегченно вздохнул и посмотрел в ее доброе грубоватое лицо, смягченное полумраком.

— Тебе... Здорово досталось... Там?..

— Я просто смеялась! Мне было очень смешно...

Кира еще не возвратилась. Они решили ждать ее возле дома и присели на край тротуара. Минуты тянулись томительно. Где же она? Скоро ли?..

Взглянув на разутые ноги Майи, Игорь стал описывать какую-то религиозную секту в Англии, которая по Лондону расхаживает босиком.

— А ну тебя с твоей сектой, — сказал Мишка.— Вы лучше расскажите, что там было...

Из всех пятерых его единственного пока не тронули. Он ждал подробностей. Но вспоминать подробности никому не хотелось.

— Представляете, — сказала Майя, — только начали мы разговаривать, как вдруг в доме напротив заводят пластинку. И знаете — что? — Она вскочила, приподнялась на цыпочки и, закатив под лоб глаза, пропела низким голосом:

— Клевета все покоряет... Клевета все покоря-я-а-ет!..— Она сорвалась и засмеялась: — Представляете? Да так громко! Я терпела, терпела — да так и прыснула! Неужели вы не слышали?

— Нет, — сказал Игорь.

— Мне было не до того, — признался Клим.

— Какая же скотина все-таки могла распустить эту клевету! — сказал Игорь. — Кто донес?

Перебрали и отвергли несколько имен своих идейных противников.

— Я знаю, это директриса... — сказала Майя.

— Но откуда ей известно про клуб Кампанеллы!

Догадки ни к чему не привели.

— Все ясно, леди и джентльмены, — прокурорским тоном объявил Игорь, — предатель скрывается среди нас. Это — Гольцман!

— Свинья! — мрачно сказал Мишка и гулко стукнул кулаком Игоря по спине.

— Нет, верно, почему тебя не вызывали?..

К ним вернулось легкомысленное настроение, только Мишка, смеясь вместе с другими, глубоко страдал, чувствуя себя изгоем.

Он первый заметил, когда к дому подошла Кира.

То ли конец всякого ожидания радостен, то ли оттого, что всеми овладело какое-то вызывающе-беспечное веселье, ее появление в первый момент восприняли как новый повод для шуток.

— Заговорщик номер один!

— Правая рука Черчилля!

— Признавайтесь — нам все известно!..

...Кира не шла, а плыла вдоль стены дома, как белая тень. Она казалась бесплотной. И в ее напряженно-прямой фигуре, в высоко поднятой голове было что-то от слепого, который идет, вытянув перед собой руки, как бы нащупывая дорогу. Но не это, и даже не лицо ее, отрешенное и мертвенно-спокойное, поразило Клима. Подбежав, он увидел на ней матроску, маленький якорек, вышитый на левой груди, и его как будто ударило крутой волной — он откачнулся, отступил на шаг, уступив место Майе; она, Мишка и Игорь окружили Киру, пытаясь ее растормошить. Они старались вовсю. Но она как будто не слышала горьковатых острот Игоря и звонкого щебета Майи, которая, обхватив ее за плечи, едва сдерживала смех.