Юрий Герт - Кто если не ты

— Сам ты идол! — смеясь, орал Мишка, выдирая из Пашкиных пальцев багровое ухо.— Скажи спасибо, что я ошибся!

— Вот тебе какое спасибо! — Наташа Казакова крепко шлепнула Мишку по спине и обратилась к Климу: — Настоящий псих! Прибежал и вопит: «Бугров застрелился!»

Все снова покатывались, вспоминая вытаращенные Мишкины глаза, и Клим смеялся, и Мишка смеялся тоже, но оба они старались не встречаться взглядами, потому что Мишка понимал: пистолета все-таки на месте не оказалось, и он не так уж ошибся, не так уж ошибся... И Клим знал, что Мишка кое о чем догадывается, а ему не хотелось, чтобы Мишка догадался... Особенно теперь, когда все кончилось!

Всё кончилось... Все разрешилось, все стало на свое место — и правда торжествует! Сообщить об этом и пришли ребята!

Он усмехнулся про себя, подумав о Кире. Его удивило только, почему с ребятами нет Игоря.

— Не знаю,— ответила ему Майя и, отвернувшись, начала тщательно заплетать распустившуюся косу.

Что-то в ее тоне насторожило Клима, но на пороге появился Николай Николаевич. Он был в своей пижаме в зеленую полоску, и его бледное лицо альбиноса с белыми бровями и веками без ресниц отливало зловеще-зеленоватым цветом.

Он сдержанно улыбнулся, обнажая высокие розовые десны, и попросил Клима зайти к нему, когда гости — он выделил это слово — разойдутся.

Клим покорно вытерпел поцелуй Надежды Ивановны и был ей благодарен за то, что на этот раз она ограничилась лишь одним восклицанием: «Воскрес!»

А когда она поставила, на стол корзиночку с хлебом и кастрюльку, полную молока, он объявил, что она — гений.

После того, как от буханки не осталось даже крошек, а кастрюлька, пущенная по кругу, опустела, Клим потребовал, чтобы ему рассказали все подробно.

Он сидел на сундуке в излюбленной позе — упершись в крышку каблуком, обхватив руками колено и прижавшись к нему подбородком — сидел и слушал, хмуря широкий, нависший над глазами лоб. Слушал Мамыкина, который говорил, с трудом подыскивая слова, слушал Витьку Лихачева, который не мог сдержать возбуждения и ежеминутно прерывал Лешку, слушал Раечку Карасик, не умевшую молчать, когда говорят другие, и Лапочкина. Слушал всех, и мало-помалу в глазах Клима туманился и гас блеск, к нему возвращалось чувство усталости и горечи.

Когда они кончили и наступила тишина, он еще долго сидел в скрещении ждущих, горячих, вопрошающих взглядов — сидел, будто и не замечая, что слушать уже некого и пришла пора говорить ему.

Потом он поднялся, выпрямил затекшие ноги и, глядя в пол, медленно сказал:

— Нет, вы плохо придумали, братцы...

В спину ему кто-то изумленно, почти негодуя, выстрелил:

— Почему?

Он стал у распахнутого настежь окна, сквозь густые ветви тополя слабо просвечивали звезды. Надежда, неведомо почему вспыхнувшая в его сердце, потухла. Это было тяжелей, чем если бы она не загоралась совсем.

Была ночь, и звезды, и дремотный шелест листвы... Была Кира — она таяла, уходя во мрак, таяла — и не могла растаять... Была ясность, обретенная там, в закатной багряной степи, и ребята... Их лица, как на крутящемся барабане, выплывали из тьмы и уводили во тьму — Лешка Мамыкин, с бычьим упорством ищущий истины, взбалмошная Раечка, отчаянный Витька Лихачев, мальчишистая Наташа Казакова, Костя Еремин, похожий на сердитого кролика... Они появлялись и исчезали, и вместо них тьма рождала в своих недрах лики Карпухина, Митрофана, Никоновой... Новые жертвы? Зачем?.. Они еще ничего не знают, и пусть никогда капитан Шутов не предстанет перед ними...

Он обернулся. Поднял глаза и сказал упрямо и грустно, стараясь смягчить свои слова, чтобы они не обиделись:

— Вы не поможете. Мне... не нужна ваша помощь.

— Ты не думай, что мы боимся! — произнес Гена Емельянов, решительно насупясь.

— Разве вам непонятно, что мне опять припишут, будто это я вас принудил, подстрекнул и так далее?..

— Но мы же сами!

— А кто вам поверит?

За его спокойной иронией сквозила такая тоска, что Майя испуганно охнула:

— Клим, но нельзя же так!..

Ее лицо выражало столько сострадания и боли, что он попытался улыбнуться. Но улыбка едва тронула его губы — и замерла.

Было слышно, как Лешка со свистом цыкнул сквозь зубы и, шаркнув ногой, растер на полу плевок.

Мишка, отделившись от группы тесно сжавшихся ребят, тяжело дыша, подошел к Климу — коренастый, широкоплечий, с отвисшей от гнева челюстью — остановился против растерянно улыбающегося Бугрова, шумно вдохнул воздух и со словами: «Паршивый индивидуалист!» — коротким движением ткнул его в грудь .

...Игорь вошел почти незамеченным. Никто не обратил внимания на его стук. Он постоял перед дверью, прислушиваясь к возбужденным голосам, но так ничего и не сумел разобрать. Ему хотелось застать Клима одного, поговорить без свидетелей... Раздумывая, стоит ли входить, он приотворил, дверь, но кто-то изнутри нажал и едва не прищемил, Игорю пальцы. Игорь разозлился и надавил на дверь плечом. Она подалась туго — он протиснулся в щель. Павел Ипатов, подпиравший дверь спиной, только мельком взглянул на него, продолжая спорить с Казаковой.

Игорь отыскал Клима — тот стоял у книжного шкафа, на него наседали ребята. Игорь ухватил несколько слов:

— И все пойдут за нами...

— Вера Николаевна не сказала бы зря...

— Люди ведь...

Что случилось? Игорь прислонился к стенке, скрестив руки на груди.

Клим увидел его и, через головы, обрадованно помахал рукой. Он пробрался сквозь плотное кольцо ребят и подошел к Игорю.

— Знаешь, на какое дело нас подбивают?..

Игорь слегка кивнул на дверь в гостиную и тихо предложил:

— Пойдем потолкуем.

Клим бросил на ребят извиняющийся взгляд, и они прошли с Игорем в комнату с чинно зачехленными креслами, в тот угол, где росла, упираясь в самый потолок веерами листьев, раскидистая пальма.

— Уф, до чего же я устал! — вырвалось у Клима, когда он кинулся в кресло и на секунду прикрыл глаза, — До чего устал!..

Игорь опустился напротив и вытянул ноги, упершись в кадку с пальмой. Но пальма мешала им видеть, друг друга, и Клим через минуту вскочил, и присел на ручку кресла, в котором сидел Игорь.

— Ты молодец, что пришел — торопливо заговорил он, заглядывая Игорю в лицо.— Я думал... Я никогда еще столько не думал, как сегодня! Помнишь, на острове?. .Ты был прав. Я признаю, что ты был прав ...Я просто никогда бы не поверил... Не поверил, что все так получится!.. Ты был прав! — повторил он еще раз, боясь, что Игорь не поймет, не примет его раскаяния, но Игорь, вероятно, из благородства сохранял совершенное безучастие к его словам.

То бегая по комнате, то присаживаясь рядом, с Игорем, Клим рассказывал о ребятах, о том, что они решили выступить завтра.