Татьяна Веденская - Как женить слона

– Я хочу спать!

– Да тебе самой через двадцать минут выходить на работу, – всплеснул руками Григорий.

– Я посплю восемнадцать минут, – ответила я как ни в чем не бывало.

Стоит ли и говорить, что все это я делала в полусне. Не железная же и не в том уже возрасте, когда бессонная ночь, полная треволнений, проходит бесследно. В конце концов, чего вы хотите… от почти уже бабушки.

– Гришечка, что-то такое с Варей, подойди сюда! – раздался вдруг голос Алевтины Ильиничны, и эта короткая фраза заставила меня подпрыгнуть на кровати лучше, чем все планово-побудочные мероприятия супруга. Через несколько секунд я уже стояла вертикально, хотя и покачивалась, и головокружение немного беспокоило.

– Ира! – взволнованный голос Григория заставил меня натягивать тренировочные штаны и футболку в пять раз быстрее, чем обычно. Когда я влетела в комнату дочери, муж и свекровь растерянно столпились вокруг кровати и беспомощно наблюдали за Варвариными плечами, содрогающимися от рыданий.

– Варюша! Варюшкин, ты чего? Скажи бабуле, что с тобой, – свекровь была явно обеспокоена сверх меры. Я внутренне сжалась, приготовившись к тому, что катастрофа начнется через 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4… сейчас она все скажет… 3, 2, 1…

– Варвара, не дури. Тебе в школу пора, – Григорий посмотрел на меня, затем на бабушку, а Варя развернулась и вдруг посмотрел на меня так, словно умоляла о помощи.

– Варечка, ты будешь омлетик? – продолжала гнуть свое Алевтина Ильинична.

– Ответь бабушке. Что за истерика! – возмутился Григорий. – Объяснись.

– Дай пройти, – я отодвинула мужа и подошла вплотную к Варваре. Никакой речи о том, чтобы она пошла в школу в таком состоянии, не было. С другой стороны, сейчас, когда она в таком состоянии, не время и для Большого Разговора и последующих расстрелов мирного населения.

Нужно что-то придумать. Думай, голова, думай.

– Может, что-то в школе? – предположила бабуля. Опасно. Сейчас они неминуемо вспомнят о Диме Грачеве, и тогда Варварины слезы затопят квартиру. И все станет ясно. Я бросилась к Варе, присела на корточки, приложила ладонь к ее лбу.

– Ох ты ж, блин! – воскликнула я. – Как же ты умудрилась!

– Что такое? – заволновался Григорий. Тот же самый вопрос застыл и в Вариных глазах. Я пристально посмотрела на нее и с выражением, отчетливо выговаривая каждое слово, сказала:

– Да у нее же жар! Наверное, вирус! Алевтина Ильинична, сделайте-ка быстро холодную мокрую повязку.

– Думаешь, температура? – Григорий подался вперед, чтобы собственноручно измерить мокрый от слез, но совершенно нормальной температуры лоб дочери.

– Не то слово, – возопила я. – Дай мне записную книжку, я доктора вызову.

– Думаешь, нужно вызвать врача? Где ж ты подцепила-то это? В школе? – покачал головой он. Еще секунда, и он все же положил бы ладонь ей на лоб, но тут пришла помощь с другой стороны. Бабуля влетела со смоченным полотенцем в руках, и я ловким движением руки взгромоздила его Варваре на лоб. Теперь, как ни крути, приходилось верить мне на слово. Тем более что и Варя уловила суть игры и принялась вовсю стонать и жаловаться на головную боль.

– Знаешь что, – заявила я, протирая раскрасневшееся «от жара» лицо краешком полотенца. – И правда, поезжай-ка на работу сам, я дождусь врача. Мало ли что.

– Наверно, да. Я могу тоже задержаться. Варя, у тебя где болит? – теперь, когда Гриша видел, что его доченька стонет от боли, он, естественно, по-настоящему заволновался. Перебор.

– Только голова, – простонала она.

– Я сейчас дам таблетку, – подпрыгнула я. Бабуля побежала за водой, а я за таблеткой. И только стоя рядом с аптечкой, я неожиданно задумалась о том, что таблетку-то я ей дать не могу. Ведь неизвестно, можно ли эти таблетки беременным. И вообще, столько вопросов. Я оглядела всю свою аптечку, порылась в упаковках и извлекла на свет божий остатки копеечного препарата с витамином «С», который мы давали Варваре в качестве профилактики. То, что надо. Любимый цвет, любимый размер.

– Ну что, полегче? – спросил Гриша, когда Варя с видимым усилием проглотила таблетку и откинулась обратно на подушку. Она бросила на меня короткий, полный вопросов взгляд, и я осторожно кивнула ей.

– Полегче, да, – заверила она отца. – Поезжай на работу, мама присмотрит за мной.

– Как же тебя угораздило? – спросил муж, имея в виду, конечно же, грипп или что уж там мы с ней придумаем, пока будем ждать врача. Но Варвара поняла его вопрос по-своему и, к искреннему изумлению бабули и отца, вдруг принялась рыдать с утроенной интенсивностью. Я сделала большие страшные глаза и принялась причитать, что, мол, это Гришка довел дочь. У нее, мол, температура, а он со своими вопросами. И вообще, если не хочет заразиться и мешаться под ногами, не пошел бы он… на работу. Варя немного успокоилась, а мы ушли в кухню, предварительно нанеся ей чаю с малиной и капель в нос, которые я ей прошептала не капать – кто его знает, мало ли что.

– Нет, только этого нам не хватало, – горячился Григорий, лопая Варин омлетик. – И так все эти тесты, ГИА, она заниматься должна. А это, похоже, что-то серьезное.

– Ох, да. Серьезное, – выдохнула я, отбивая эсэмэску Людмиле, чтобы на работе меня сегодня не ждали. Серьезнее некуда, блин. Отправив сообщение и получив полный возмущения и негодования ответ от подруги, явно не желавшей принимать деньги и выдавать их весь день в полном одиночестве, я позвонила в поликлинику.

Звонить в поликлинику – это было хорошо. Там было беспробудно занято, и я набирала и набирала номер, снова и снова, и можно было никому не смотреть в глаза и не отвечать ни на какие вопросы. Например, когда Гриша подошел ко мне и спросил, где, мать его, ключи от машины, я разговаривала с грубой, суровой женщиной из регистратуры. Это дало мне время подумать, как объяснить Григорию, что ключи от машины лежат не в сумке, а в моем зимнем коричневом пальто, которое я вообще-то уже два месяца как не ношу. Я подняла вверх указательный палец, приказывая Грише подождать.

– Да, температура. Мы не измеряли, но высокая. Тридцать восемь, точно. И жар. И сопли, – я тараторила, а сама потихонечку, бочком, бочком вышла в коридорчик, прошла мимо Алевтины Ильиничны и принялась рыться в сумке.

– Я там смотрел, – крикнул Гриша. – Их там нет.

– Варвара Сафьянова, пятнадцать полных лет, – я отвернулась и загородила корпусом и сумку, и вешалку с одеждой. Молниеносный бросок, и моя свободная левая рука извлекает из коричневого пальто ключи.

– Вот же они! – я с укором посмотрела на мужа. – Искать не умеешь.

– Не было их там, – возмутился он, но ключи взял. На секунду я поймала нехороший, полный вопросов взгляд свекрови, но времени раздумывать над этим не было. Я ответила на все вопросы поликлиники и проводила Гришу. Если бы можно было, я бы и свекровь сплавила куда-нибудь, чтобы поговорить с Варварой. Но Алевтина Ильинична как какой-то барометр, честное слово, только настроена она была не на смену погоды. Она душой чувствовала, что где-то рядом зреет обман.