Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Хотя в Новогрудке реб Менахем-Мендл был не из самых твердых мусарников, он считал, что, кроме изучения Гемары с учеником, он должен говорить ему и слова поучения. Он начал шептать своими богобоязненно сложенными губами, что, как правило, надевая новое платье, надо обращать серьезное внимание, нет ли в нем шатнеза [77] Смешение шерстяных и льняных нитей, запрещенное иудаизмом. . Однако поскольку табачник надевает на еврейских детей кисти видения, он едва ли будет заказывать костюм с шатнезом. Хайкл гораздо больше должен опасаться шатнеза гордыни. В книге «Месилас ешорим» сказано, что красивые одеяния приводят к гордыне, к зависти и даже к воровству. Люди опасаются насекомых, которые портят их одежды, а бояться надо гордыни и зависти, которые портят и пожирают душу. Реб Менахем-Мендл увидел, что его ученик подавленно молчит, и тоже замолчал, подумав, что иметь этого торговца табаком в качестве опекуна действительно плохо. Однако и то, что тот вынужден стоять в лавке и продавать деревянные штифты, клей и дратву, чтобы шить обувь, — это тоже плохо.

Герцка, сын Вовы Барбитолера, был тощий и жилистый, с бледным, усыпанным веснушками лицом, остекленевшими глазами и детскими повадками. Трудно было понять, придурочный он или только притворяется.

— На гнусные проделки его ума хватает, — говорил о нем отец. Когда в табачнике горел гнев, вызванный побегом его жены, он и на сына смотрел косо, недобро при этом посмеиваясь. В такие минуты он щипал Герцку, чуть не вырывая из него куски мяса, и скрипел зубами, говоря, что у этого сукиного сына нахальная физиономия его маменьки и кровь тоже этой потаскухи. Вовины дети от первой жены и его третья жена Миндл не могли видеть, как он сживает мальчика со свету. Но сам Герцка переносил бешеные взрывы отцовской ярости странно. Он орал надорванным фальшивым голосом и смотрел при этом веселыми глазами, будто от побоев ему совсем не больно и он только хочет еще больше раздразнить отца. В такие минуты Вова думал, что сходит с ума, у него на губах появлялась пена, он вспоминал, что именно такое лицо бывало у кричащей Конфрады. От дикой ярости он переходил к какой-то нездоровой нежности, прижимал сына к сердцу и целовал горячими дрожащими губами. Герцка оставался холоден и хитро улыбался, словно знал, что отец сгорает от тоски по его матери, и получал от этого удовольствие.

Постоянство Хайкла в изучении Торы, с тех пор как он начал заниматься с реб Менахем-Мендлом, еще больше разжигало гнев Вовы Барбитолера на сына, который не только делал все ему назло, но к тому же был ленив и туп в учебе. Чем ближе становились Грозные дни, тем мрачнее становился Вова. Глас шофара, трубящего каждое утро в месяце элуле, раскалывал его мозг, вырывал куски сердца, словно в трублении шофара Вова слышал, как на небесах на него накладывают херем [78] Отлучение. за то, что он не дал Конфраде развода. Он видел, как обыватели, ссорившиеся между собой целый год, мирятся в честь Судного дня; а с ним никто не хочет мириться. Он задыхался от гнева, как будто от печного угара в натопленном доме. Табачник вошел в шинок на углу Больничной и Мясницкой улиц, выпил у стойки несколько рюмок водки и проворчал, обращаясь к шинкарю:

— Сколько бы я ни лупил байстрюка Конфрады, он каждое утро забывает надеть арбоканфес.

Шинкарь Додя, еврей семидесяти с лишним лет от роду, еще катал бочонки с пивом и помогал мясникам переносить огромные туши в ледник. Физиономия у него была красная, седой густой чуб был коротко подстрижен и жесток, как щетка. Он еще простаивал целыми днями с закатанными рукавами, вышибая пробки из водочных бутылок, разливая пиво по кружкам и подавая закуску. Додя мог получать удовольствие, подзуживая своих гостей, блатных парней, бывших между собой на ножах. Но торговец табаком был его старым другом и основательным евреем, и шинкарь по-братски посоветовал ему наплевать на Конфраду и послать ей развод. С какой стати сын должен слушаться его и носить арбоканфес, когда он знает, что раввины и обыватели не уважают его отца, потому что тот не дает развода его матери.

— Развода Конфраде я не пошлю, а этот байстрюк у меня все равно будет носить арбоканфес, или его вынесут из моего дома в саване! — прорычал Вова и вышел из шинка. Он долго слонялся по узким переулкам, пока не остановился у овощного лотка Вели. Веля встала со своей табуретки и потому, что делала так всегда, когда к ней подходил бородатый еврей, но и особенно потому, что торговец табаком нанял учителя ее сыну.

— Ну, учится ваш Хайкл? Видите, когда реб Менахем-Мендл — его учитель, он сидит и учится.

Обрадованная торговка фруктами пожелала Вове жить до ста двадцати лет. Ей нечем его отблагодарить. Сначала Владыка мира, а за ним — он. Ее только беспокоит, не тяжело ли ему платить за учебу ее Хайкла.

— Мне не тяжело, — проворчал Вова и поспешно зашагал прочь поступью большого одинокого зверя, остановившегося на минуту, чтобы обнюхать чужую нору.

Сын меламеда реб Шлойме-Моты изучал Гемару. А вот пятнадцатилетний сын самого Вовы Барбитолера сидел в одном классе с десятилетними мальчишками, но отставал даже от них. Вове оставалось только рвать свою бороду от грызшей его тоски. Даже его старшие дети были против него, они все еще не могли простить ему, что он женился на Конфраде и до сих пор не хочет дать ей развода. Из-за того что он пил и воевал с Герцкой, старшие дети, сын и дочь, съехали от него. Это ж надо, чтоб они жили отдельно, чтобы они ненавидели его, избегали! Но на Герцку у него еще было какое-то влияние, и он собирался выбить из мальчика характер его мамаши. Он обязан носить кисти видения! И Вова Барбитолер завернул к школе «Явне» [79] Сеть религиозных школ современного типа с преподаванием на иврите. , в которой учился Герцка.

Один раз он, пьяный до потери человеческого облика, уже ворвался в талмуд тору и приказал сиротам, чтобы они ему показали арбоканфесы, которые он надел на них. Мальчишки принялись вытаскивать кисти видения из штанишек, а табачник расплакался от счастья, словно только что освободился от мучавшей его напасти. От него несло перегаром. Слезы намочили его лицо и его бороду. А он произносил речь перед учениками талмуд торы, говоря, что арбоканфес — это панцирь, защищающий от всех прегрешений. В Гемаре рассказывается история об одном распущенном еврее, который, однако, соблюдал заповедь о кистях завета. Этот еврей услыхал об одной распущенной женщине за морем и поехал к ней. А когда приехал, эта блудница усадила его на золотую кровать, а сама уселась рядом с ним голая. Тогда все четыре кисти видения стали хлестать еврея прямо по лицу…

Как позднее рассказывали, меламед этого класса был вынужден позвать еще нескольких меламедов, и им всем вместе с грехом пополам удалось выпроводить табачника, чтобы он не рассказывал таких историй маленьким мальчикам.