Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Зубы… Слоны из-за своих бивней страдали больше, чем от охотников за мясом. Плотная масса бивней — великолепный материал для бильярдных шаров и клавиш роялей. От спроса на этот продукт зависела судьба слонов на земле. И если бы не пластмасса, сегодня африканских великанов мы видели бы лишь на картинках.

Слонам от охотников досталось из-за ценных бивней.

Зуб медведя, подревней традиции, носят на шее как амулет, а зубом волка палехские мастера полируют свои шкатулки.

Что там еще у животных… Перья! Не будем говорить о том, что известно всем — о подушках, перинах. Жесткие перья издавна шли на оснащение стрел, у индейцев — на украшенье волос и одежды вождей племен. А сколько канцелярских бумаг и прекрасных поэтических строк написано гусиными перьями. (Россия в девятнадцатом веке была главным поставщиком гусиных перьев в Европу.) Не какой-нибудь щеткой, а гусиным крылышком при огребании роя и чистке улья пользуется уважающий себя пчеловод. Мода у дам и рыцарей на страусиные перья едва не извела самую крупную из птиц на земле. То же самое могло произойти с цаплями из-за моды на их белоснежные перья, с крокодилами — из-за моды богатых людей иметь саквояжи и чемоданы из узорчатой прочной кожи. Черепахи на островах истреблены были на гребни красавицам, а моряки загружали «тортилами» трюмы парусников, чтобы иметь под рукой живые, не портящиеся консервы.

Что еще приспособил для нужд и прихотей своих человек, охотясь в разных местах земли?

Оленьи жилы всегда служили лучшими нитками в шитье одежды из меха. Тюлений жир освещал и отапливал жилье эскимоса. Лодку каяк он шил из шкуры моржа. Ребра китов в безлесных местах океанского побережья служили остовом для жилья, китовый ус шел на полозья для нарт, распускался на прочные нитки. Изощренный ум охотников Аляски упругие полосы китового уса приспособил для умертвленья волков. Заостренные с двух концов спиральки уса облепляли тюленьим жиром, замораживали и разбрасывали в нужных местах. Жир в животе волка таял, ус, расправляясь, убивал зверя.

А что такое шелк? Это бережно собранная, подобно паутине, нить насекомого-шелкопряда. Изделие бабочки по блеску и красоте не удалось превзойти химикам. Шелк остается шелком, окупается трудоемкий процесс его получения.

Тысячу лет крадет человек у пчел мед, воск и прополис, «доит» змей, получая целебный яд. В Южной Азии для гурманов собирают гнезда, слепленные ласточками из слюны. Повсеместно самых разных животных используют люди дня получения молока, в том числе особо ценного на лосиных фермах. Из шкуры лососевых рыб туземцы Аляски шили ранее обувь. «Удобно, — пишет путешественник позапрошлого века Загоскин. — В пути, если вынудит обстановка, обувь можно поджарить и съесть». Барсучий жир, железы бобра и кабарга, медвежья желчь использовались в медицине и парфюмерии.

Белок куриных яиц прибавляли в раствор, которым скрепляли кирпичные кладки крепостей и церквей.

И еще кое-что из записанного по памяти.

Ежовые шкурки использовали когда-то для чесания шерсти. Заячьей лапкой бережно собирали пылинки золота на столе в таежной избе старателей. Словом «губка» мы называем пористую резину, которой трем тело в ванне. Между тем губка — это «скелет» животного, которым пользовались для тех же целей давно.

На Севере в одном музее я видел непромокаемый кисет и мешочек для хранения пороха из воздушного пузыря налима. В Дар-эс-Саламе мне показали «наждачную бумагу» — лоскут жесткой шкуры акулы. А в наших лесах растет древняя травка, похожая на маленькие елочки. Ее название — хвощ. Растение содержит в себе больше кремния, чем углерода. Вряд ли знали об этом краснодеревщики прошлого, но порошком из высушенного и тонко растертого хвоща они полировали дорогую мебель.

Или вот символы. В деревне масаев (Кения) глава общины приветствовал нас символом власти — хвостом зебры на рукоятке. Этой штуковиной он, правда, и мух отгонял, но, кроме старейшины, никому в деревне хвост зебры не полагалось иметь. Знак высшей власти в некоторых государствах Африки — накидка и шапочка из леопардовой шкуры. А монархи Европы предпочитали мантию из горностаевых (с черными хвостиками) шкурок… Ну и под занавес. Что такое «стимул»? Все скажут, что это способ побудить кого-то к делу, к работе.

Верно. Но «стимулом» изначально назывался высушенный половой отросток осла, которым древние римляне побуждали (стимулировали) рабов трудиться.

Фото автора. 17 января 2003 г.

(Окно в природу)

Барибалами называют в Америке черных медведей (в отличие от серых — гризли).

Я познакомился с барибалами в Йеллоустонском парке-заповеднике, представляющем собой квадрат сто на сто километров. Медведей тут много, и летом все они промышляют попрошайничеством, выходя на дороги. Сначала мы увидели медведицу с двумя малышами. Опасаясь, что медвежата могут попасть под машину, матушка на дорогу не выходила, принимая подаяние на обочине. А ловкий одинокий медведь в другом месте не страшился лавировать среди не быстро идущего транспорта. Он заглядывал в окна, не обижался, если стекло поднимали, направляясь сразу к другой машине. Мы дали сборщику дани два апельсина. Чуть склонив голову, он секунду помедлил — не дадим ли третий? — и побежал далее, мелькая в потоке автомобилей.

О нравах черных медведей я кое-что знал и вылез на асфальт с фотокамерой. Медведь на меня покосился — не конкурент ли? Но, поняв, что апельсины меня не интересуют, продолжал свое дело. Таким образом, сборщика дани я минут пять снимал.

Медведь обликом был забавен. Задние ноги у барибала длиннее передних, и медведь косолапил очень заметно. Время от времени попрошайка бежал с дороги и, опершись спиною в какое-нибудь деревцо, чесался. «Массаж, что ли, делает?» — засмеялся мой спутник. Я высказал другое пред положенье и оказался прав.

Пробежав с машинами по шоссе километров пять, косолапый вдруг развернулся и, подбрасывая зад, побежал в обратную сторону. Почти тут же на дороге появился другой сборщик дани. Он вел себя так же, как первый, и тоже время от времени сбегал почесаться. Все объяснялось просто. «Промысловая территория» у медведей поделена и помечена запахом, оставляемым на деревьях чесаньем. Граница во избежание драки не нарушается. Исчез один — появился другой «хозяин дороги».

В Йеллоустонском парке.

Всякое иждивенчество к добру не приводит. Дороги хорошо кормят, и медведи отвыкают добывать пищу обычным способом. Но приходит сентябрь. Дети идут в школу. Семейные путешествия в национальные парки прекращаются. Медведи выходят к дорогам, а они пусты, никто не кормит. В результате звери не набирают жира для зимнего сна. Множество надписей в парках призывает не кормить медведей, но это мало кого останавливает. Хронических попрошаек, усыпляя, вылавливают и в сетках, подвешенных к вертолетам, увозят подальше от туристских дорог. Но медведи вновь и вновь находят путь к легкому хлебу.