Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Я читала молитвы у ее домовины и год потом как вспомню — плачу.

— Кого в семье, помимо матери, ты любила?

— Митя был всеми любимый. Тятя говорил: «Золотой человек — добрый, спокойный…» Мне Митя все, что заметит в лесу интересное, обязательно показывал. Вместе видели, как прочно сидит на гнезде мамочка рябчиков. Протянешь руку над ней — сидит. Улетит, если тронешь…

— Хранится ли у тебя сейчас что нибудь на память о близких людях?

— На память о маме и тяте храню этот вот ковшик. А о сестре как память берегу старый холст. Она в больших стараниях его ткала после маминой смерти. А о Мите вот в этой книжке, погляди-ка, хранится у меня крылышко рябчика. Это он мне его подарил — отмечать места в книге, где ее надо открыть.

— Вокруг вас в тайге много было всяких зверей и птиц. Кого из них ты больше всего любила?

— Маралов (смеется). Когда попадались в ловчую яму…

— А не припомнишь ли день каких-нибудь неопасных, но больших забот для семьи?

— Однажды мы потеряли счет дням и всполошились: когда праздники, когда будни? Стали все вспоминать. У меня память была хорошая, и я поставила все на место.

— А какое у нас число сегодня?

— По мирскому — 24 июня. А от Адамова лета — 11 июня 7513 года.

— Какое событие взволновало семью вашу до встречи с геологами?

— Один раз тятя и Дмитрий ловили рыбу, и их увидели люди с лодки. Откуда они взялись, мы не знали, и все испугались: что теперь будет?

А в другой раз низко, так, что сажа из трубы сыпалась, пролетал над заимкой двухэтажный (двукрылый) самолет. Мы испугались, попрятались в кедраче, но все прошло без последствий. К нам никто не явился.

— Ну а когда люди появились в 1979 году…

— Тятя-то первый увидал и заговорил, кто мы, откуда. А мы с Натальей так испугались, что заголосили. Но все обернулось радостью. Уже вечером сидели с геологами у костра — они нас расспрашивали, и мы их.

— С того дня живешь уже 26-й год. Многих людей из мира видала. Как ты считаешь, хорошо, что люди вас «нашли», или лучше бы жить, как жили?

— Мы сразу решили: людей послал нам Бог. Какая была наша жизнь — обносились, все лопотинки в заплатах. Страшно вспомнить, ели траву, кору. Поумирали бы все, и никто не узнал бы, что жили. А люди много добра нам сделали. И никто ничем не обидел, только помогали. А когда ты написал в газете — нас с тятенькой завалили всякими дареньями: посудой, одеждой, обувкой, разной справою для хозяйства.

Забот много…

Любимый портрет с козой.

— Что для вас поначалу было самым ценным в этих подарках?

— Соль! Попробовали соленую еду и уже ничего непосоленного хлебать не могли.

— Вы часто стали бывать у геологов. Что вас там особенно поразило, удивило?

— Ну разве можно обо всем рассказать. Мы с Митей, помню, стояли, разинув рот, у лесопилки. Бревно само лезет под зубья. И сразу получаются доски — гладкие, ровные. Мы-то все топором вытесывали…

— А самолеты, вертолеты, телевизор, лодка с мотором…

— Дык тоже все было как в сказке… Но телевизор-то — дело греховное. А вертолет… Сейчас вижу: славно люди измыслили. Что без него в тайге делать? Кто бы ко мне добрался сюда?

— А не страшно летать?

— Страшно. Но уж привыкла. И все ведь летают. Тебе не страшно?

— Видишь, как много люди всего придумали, пока Лыковы жили в тайге. А ты сама у людей за последние годы чему-нибудь научилась?

— Ну чему?.. Читать и писать мама учила. Разные дела иголкой, ножом, топором знаю с детства. Все своими руками — даже печь вот сложила. Но об одном деле все-таки надо сказать. Научилась печь настоящий хлеб. Гляди вот — не стыдно и тебя угостить.

— Я посмотрел: весь чердак завален разного рода дареньями. А что из всего оказалось для тебя самым нужным?

— Самым нужным… Резиновые сапоги, посуда, топоры, свечи, фонарики, батарейки. И часы! Так хорошо чикают и даже разбудить могут.

— А еда… Ты помнишь, как мы учились с тобою козу доить?

— Как не помнить! (Смеется.) Я ведь первый раз видела тогда коз. Хорошо, что ты их привез. Молоко поставило меня на ноги. Больше всего молока тогда не хватало. Ну и куры нужными оказались, и кошки…

— Какая работа для тебя сейчас самая трудная?

— На полив воду из реки в гору таскать.

— А самая приятная?

— Перед молитвой ночью читать «Новозыбковский календарь» — узнавать про житье разных благочестивых людей.

— О ком читала в последний раз?

— Об Иоанне Златоусте.

— А как ты смотришь на жизнь Ерофея?

— С сочувствием, хотя иногда мы и поругиваемся. Тяжкая у него судьба. Все потерял: семью, работу, избу, ногу… Тяжело ему и тут, на Еринате. Дрова готовить и с двумя ногами — дело нелегкое. А он — с одной…

— Кедр, какой тут рядом стоит и под которым ты родилась… Сколько, думаешь, ему лет?

— Да раза в три он старше меня.

— Значит, когда родилась, это было уже огромное дерево. Но ведь когда-нибудь оно упадет. Всякая жизнь, как эта вот свечка, сгорает и потухает. Ты иногда думаешь об этом?

— Как не думать. Думаю часто. Даже зверю жизнь мила, дорога…

— Смерти боишься?

— Не знаю, как и сказать. Думаю, смерть страшна всем. Но человека спасают мысли о другой жизни, когда все умершие воскреснут.

— Но если человека сожрал медведь, какое же воскрешенье?

— О! С Божией помощью все опять соединится…

— С болезнями тебе одной будет пут жить все труднее. Может, все-таки к родственникам в Килинск?..

— Нет, Василий. Ехать туда — это ехать за смертью. Никому я там не нужна. И мне тоже все там чужое. Лучшего места, чем тут, для меня нет. Все дорого: и эта гора — вижу ее каждый день из окошка, и шумная днем и ночью река, и запахи, таких нигде больше нет. Выйду глянуть, как солнце садится, — сердце от радости замирает. Это мой рай на земле.

В конце «философской» части этой беседы мы помолчали. Агафья ваяла будильник: «Чикает… Скоро она полетит…» Ракета «Протон» с Байконура пролетела точно минута в минуту.

За облаками в вышине слышен был негромкий хлопок. Это взорвалась отделившаяся вторая ступень ракеты.

Рис. Агафьи.

Фото автора. 7 июля 2005 г.