Эрленд Лу - Фвонк

133) «Но важно не породить слухов», — продолжает Йенс.

«Слухов?»

«Народ примитивен до неприличия, — говорит Йенс, — и заводится на раз-два-три, буквально пары намеков в сторону чего-то не того достаточно, чтобы завалить крепкую, успешную карьеру».

«Я все равно не понимаю, о чем ты».

Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто из сотрудников его не слышит, Йенс тихо шепчет:

«Например, о сексуальности. Я говорю — например».

«Нет, не понимаю», — признается Фвонк.

«Чтобы ты мог быть моим духовным советником, — говорит Йенс, — не должно быть места сомнениям, что… о черт, как-то это звучит грубо, но люди вообще грубые и неотесанные, короче… ну это… я имею в виду, что было бы хорошо, исключительно с практической точки зрения, если бы у тебя была такая же сексуальная ориентация, как обычно у людей».

«Обычно у людей какой только сексуальности не встретишь», — отвечает Фвонк.

«Конечно-конечно, но ты меня понял».

«Нет, — говорит Фвонк, — я ничего не понял».

«У тебя нетрадиционные предпочтения в сексе?»

«Я спал с твоей секретаршей, это нетрадиционно?»

«Нет-нет, такое случается всю дорогу, это давно признано частью системы».

«Хорошо».

«И нет ничего, о чем мне следовало бы знать?»

«Нет».

«Ой как ты меня обрадовал, — говорит Йенс, — прямо по-настоящему? И с животными тоже нет?»

«Нет», — говорит Фвонк.

«И в твоем прошлом в целом нет ничего предосудительного, что может всплыть и нанести урон мне и правительству?»

Фвонк не отвечает.

«Переформулирую вопрос, — говорит Йенс. — Не сделал ли ты в жизни или не планируешь ли сделать чего-то такого, что поставит под сомнение красно-зеленую коалицию [14] Альянс Рабочей партии, Партии центра и левых социалистов. Коалиция имеет большинство в стортинге и формирует правительство. , если станет известно, что моим советником в вопросах духовности стал ты? Вот что я хотел бы знать».

«Я не хочу об этом рассказывать», — отвечает Фвонк.

«Не хочешь рассказывать?»

«Не хочу».

«Это уже нехорошо, — говорит Йенс. — То, о чем люди не хотят рассказывать, часто оборачивается потом проблемой. Хорошо бы знать ее суть, хотя бы в общих чертах».

Фвонк молчит.

«Давай сыграем в знатоков. Раунд из двадцати вопросов?»

Фвонк мотает головой.

«Давай, — уговаривает Йенс, — закрытость тут ни к чему Я все тебе рассказал, и ты можешь ответить мне тем же».

«Я не люблю эти игры», — говорит Фвонк.

«Возможно, я уложусь в десять, — говорит Йенс. — Я гений формулировок и очень быстро соображаю, я в свое время экзамен на госслужащего сдал блистательно».

Фвонк вздыхает.

«Тогда я начал, — говорит Йенс. — Так, если не сексуальность, что ж это может быть? Ты на кого-то напал, совершил преступление, сбил ребенка и уехал? Или ты избил соперника, нанес психический вред или заставил кого-то есть протухшую пищу? Продавал запрещенные вещества или ворованное оружие странам третьего мира? Ты занизил в налоговой декларации стоимость своего имущества? Животные, это могут оказаться животные… Ты жестоко обращался с животным или снасильничал овцу во время одного из ваших походов? Я помню, ты только что ответил на это „нет“, но люди все время врут, они врут бессовестно и нагло, но ты не лгун, верно? Хорошо. Речь скорее о проступке, чем о преступлении? Ты кивнул? Ага, значит, речь о какой-то мелочи. Ты задел чужую машину и уехал? Стащил что-то в магазине, ты из таскунов? Нагадил соседу? Помочился на улице? Что-то на работе?»

Фвонк выдержал взгляд Йенса.

«Та-а-ак, — говорит Йенс, — как я понимаю, ты прихватил домой блок бумаги для записей или старый ламинатор? Или речь об экономическом проступке?»

Фвонк нервно скребет щеку.

«Понял, — продолжает Йенс. — Значит, экономический проступок, ага. Но ты сам что-то нахимичил или был свидетелем этого? Свидетель? Ха-ха, классика жанра! О какой отрасли мы говорим? Ну же, давай, я все равно узнаю, так что выкладывай сам. Производство молока? Такси и частный извоз? Противопожарная безопасность?»

«Я работал в Обществе спортивной и оздоровительной ходьбы», — говорит Фвонк.

«Вот оно что, — оживляется Йенс, — так ты там работал. Вспоминаю, вспоминаю, какие-то там были нелады с количеством членов. Это оно?»

Фвонк кивает.

«Но ты не был застрельщиком?»

«Нет».

«Хотя и знал».

«Не то чтобы прямо знал, но…» — говорит Фвонк.

Йенс смотрит на него, внезапно посерьезнев:

«Так тебя коснулось падение нравов?»

Фвонк колеблется.

«Это нехорошо, — твердо говорит Йенс. — Нравы надо хранить на высоте и в чистоте. Я бы предпочел, чтобы ты снюхался с овцой, это неприемлемо и противоестественно, но в этом есть своя экзотика, из-за чего эти проступки списываются по отдельной статье. Но падение нравов в трудовом коллективе — совсем другое дело, как въестся, уже не вытравишь, и это всегда истории с нехорошим концом».

«Но это не я, — говорит Фвонк, — я ничего не делал, в смысле, сам я ничего не делал».

«Конечно-конечно, все так говорят, — комментирует Йенс. — Но ты не осужден и не в розыске?»

«Нет».

«Тогда все постепенно образуется, вот увидишь, — говорит Йенс. — И люди поймут, что ты навсегда покончил черт-те с чем и ратуешь за возрождение нравов. Народ мудр, к тому же сами они такое творят!.. Факт, что падение нравов коснулось даже друга премьера, только их ободрит. Люди почувствуют, что они не одиноки в этом, а норвежцы любят чувство общности. Возможно даже, твоя причастность к падению нравов сделает меня народным президентом, мне это дико нужно! Во всяком случае, так Йонас говорит. Фрукточница еще будет завидовать, что у меня есть ты. Потому что ты станешь связующим звеном между мной и народом с его склонностью к подрыву устоев, благодаря тебе и я буду выглядеть как простой, нормальный человек, который одной ногой все-таки вляпался в жизненную грязь, а то я слишком положительный, понимаешь? Мне необходимо перестать быть всегда правильным Йенсом, который по всем статьям страшно далек от большинства обычных граждан. Фвонк, короче говоря, все это скорее хорошо. Ты — большинство обычных граждан, у меня с тобой отличный контакт, и это еще сослужит службу отечеству, возвысив его и меня».

134) Кровные братья вышли на один из двух балконов гостиничного номера полюбоваться Дунаем. «Великолепен, правда?» — сказал Йенс. Фвонк крепко вцепился в кованую решетку балкона в стиле ар-нуво.

Река поражала воображение. В ширину она никак не меньше трехсот метров. Фвонк был к такому не готов. Сколько всего я не знаю, думал он, а о скольком и не догадываюсь, что не знаю. Плавает Фвонк так себе. Если он упадет в Дунай, его унесет в Черное море, и газетам придется обсуждать, не падение ли нравов спровоцировало падение в воду, типа у покойного настолько помутилось в голове, что он поддался инстинкту смерти. Его кончина станет еще одним пятном на позорной памяти Общества спортивной и оздоровительной ходьбы.