Эрленд Лу - Фвонк

143) «Фвонк, угадай, о чем я сейчас думаю?»

«Не знаю».

«Ну угадай».

«Новогоднее обращение?»

«Нет, в кои веки раз я о нем забыл и уже несколько дней, кстати, не думал, но теперь, когда ты напомнил, я, возможно, снова вернусь мыслями к нему».

«Прости, пожалуйста», — говорит Фвонк.

«Прощаю, — говорит Йенс, — но впредь ты, возможно, мог бы серьезнее оценивать последствия своих заявлений, слово, Фвонк, равноценно действию, оно может ранить».

Фвонк кивает. Йенс молчит.

«О чем я говорил?» — наконец спрашивает он.

«Ты думал о чем-то».

«Да, о моих волосах».

«Понял».

«Так вот, обычно я о них не думаю. А теперь задумался».

«И что же ты думаешь о волосах?»

«Думаю, жалко, что у нас в Скандинавии считается неприемлемым красить волосы, когда они начинают седеть».

«Но ты отлично выглядишь».

«Спасибо, — говорит Йенс, — это правда, но должен признаться, мне все сильнее и сильнее хочется их покрасить, вот здесь, например, видишь, на висках седина, меня это раздражает, тебя нет? У тебя тоже порядком седины, даже больше моего».

«Я к ней привык», — отвечает Фвонк.

«И я наверняка, — говорит Йенс. — Но сейчас я говорю об объективной внешней привлекательности. Избирателям начхать, как я переживаю процесс собственного старения, им подавай премьер-министра умного, выдержанного, чтоб его не кидало из крайности в крайность, моложавого и крепкого здоровьем, и тут цвет волос играет немалую роль, Фвонк. Так оно теперь устроено, одобряешь ты это или нет. Было время, когда премьер мог выглядеть как дикарь, фотографироваться в страшненьком исподнем, и ничего, но те времена прошли».

144) «Возьми, например, Италию, там совершенно иная традиция бесстыдства, все им грешат, поэтому и общество к нему терпимо. В результате никого не удивляет, что Берлускони красит волосы и заводит шашни с девушками, в разы себя моложе. Нам в Норвегии о такой снисходительности приходится только мечтать».

145) «Кстати, о Берлускони. Я читал интервью одной женщины, она провела с ним ночь и получила свою плату, с этой стороны все чисто, с Берлускони вообще денежных проблем не встает, но у нее была корыстная задумка — поговорить с ним об отеле или о чем-то таком, во что она вложила кучу денег и рисковала все потерять, потому что норовистые местные чиновники стали чинить ей препоны. И она придумала попросить Берлускони подергать за нужные ниточки, чтобы отель, или что там у нее было, получил разрешение на строительство и все согласования. У нее в сумке всю ночь работал диктофон, запись обнародовали. Казалось бы, это гвоздь в гроб политического лидера — многочасовая запись того, как они пыхтят, хрюкают, а в промежутках обсуждают, как использовать служебное положение, чтобы решить частную экономическую проблему этой женщины, представляешь? В Норвегии разгорелся бы такой скандал, что тушите свет, это сто процентов, Фвонк, тут без вариантов: ни оппозиции, ни так называемому народу это не понравилось бы, я наверняка вынужден был бы уйти в отставку и впал бы во всеобщую немилость. Не то в Италии, там народ восхищается премьером с крашеными волосами, раз он в силе стругать ночь напролет привлекательную молодую особу; его порыв и желание понятны всем, итальянцы не видят ничего странного в том, что могущественный мужчина использует свои деньги и власть, когда хочет организовать себе простые удовольствия. По-видимому, итальянцы больше понимают про наше животное начало и отпускают инстинкты на волю, когда им это на руку, а у нас нельзя хотя бы покрасить волосы, не говоря уж о том, чтобы переспать со случайным человеком, тем более за деньги, и я думаю иной раз — а не слишком ли это, так обременять меня, притом даже больничный взять невозможно, в общем, честно сказать, Фвонк, даже не знаю, но иной раз это все ужасно обременительно».

146) «И речь ведь не о том, чтобы владеть газетами, журналами и пароходами, у меня ничего нет, даже радиостанции какой завалящей, так что я не то чтобы жадничаю и хочу все золото мира сразу, мне надо всего лишь немного пространства, жизненного пространства».

«Это слово, мне казалось, вышло из употребления», — говорит Фвонк.

«Ну да, ну да, но ты меня понял. Хоть какой-то приватности, хотел я сказать, я ведь не так много прошу, премьеру должно быть позволено иногда устроить вечеринку, например, на своей даче пару раз в год, с джакузи, шампанским и всякими знаменитостями, и женщинами, естественно, разного возраста, слушай, ты улавливаешь, о чем я, или я тут просто воздух сотрясаю?»

«Мне все понятно», — отвечает Фвонк.

«Если у меня власть, я же должен с этого иметь хоть какие-то преференции?»

«Ну, наверно».

«Иначе я ничем не буду отличаться от всех остальных, хотя вынужден работать гораздо больше».

«Скажи мне, ты не думаешь разводиться?»

«Нет, конечно, а почему ты спрашиваешь?»

«Мне так показалось», — говорит Фвонк.

«Я такого не говорил, я просто думаю вслух. Ха-ха, развестись, то-то бы славно это смотрелось, нет, мил дружок, знаешь ли…»

«Берлускони развелся».

«Неправда, это жена от него ушла».

«Разве это не одно и то же?»

«Нет, конечно, это совсем другое дело».

147) «Смотри, — говорит Йенс и высовывает из воды обе руки, — у меня кожа распарилась и сморщилась, у тебя тоже?»

«Да», — кивает Фвонк.

«Теперь мы сморщеннокожие кровные братья!»

Они то и дело хихикают, ополаскиваясь в душе, потом облачаются в халаты и, миновав кабинет с массажистами в белом, выходят из купальни. На них снизошла от купания легкость и умиротворение. Оба не испытывали ее давным-давно. Поднимаясь в лифте на свой этаж, они прыскают в кулак: у лифтерши неприступный вид, а китель на ней слащаво-безвкусный. А потом Йенс внезапно припускает бегом по бесконечному гостиничному коридору, он бежит длинными прыжками, высоко задирая колени, выпятив грудь, а руки при этом болтаются вдоль тела, халат парусит. Недолго думая, Фвонк включается в проект. Они бегут, странно задирая ноги, Йенс подвывает низким, утробным голосом: «Э-эх, видела бы меня сейчас Фрукточница!»

148) Они притащили в номер еду и пиво и теперь, устроившись на своих кроватях шестидесятых годов, смотрят венгерский телеящик. Заходит госсекретарь и спрашивает, готов ли Йенс сейчас проверить программу завтрашнего дня.

«Сожалею, — отвечает Йенс, — но сейчас я получаю духовные советы, и этот процесс нельзя ни прервать, ни перенести на попозже. Фвонк, ты сказал, что нам придется потратить на это весь сегодняшний вечер, да?»

«Да», — кивает Фвонк.

«И завтрашний день до обеда?»

«Да, я говорил так», — поддакивает Фвонк.

Йенс огорченно разводит руками, объясняя госсекретарю, что не в его власти повлиять на духовного советника.