Виктория Трелина - Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР

Я начинаю с семёрочек – на одной ножке:

– А как ты поняла, что он это… ну, влюбился? – выстукиваю я босоножками по пыли.

– Он так смотрит на меня, – загадочно улыбается подруга.

Ну, ясно, у неё всегда один аргумент – смотрит. Мало ли что? Есть глаза и смотрит. Лёшка выходит на улицу и кидает ножичек в песок – привлекает Маринкино внимание. Влюблённый…

Маринка уехала рано утром. Я сижу на лавке с Нянькой, слушаю частушки про «Милёнка». Что я буду весь месяц делать здесь одна? У меня в руках пяльцы. Я не люблю вышивать, но надо чем-то себя занять.

– Нынче праздник, – говорит Нянька, – ничего нельзя работать.

– У тебя каждый день такой праздник, – говорю я, как дедушка, – в церковь поедешь?

– У субботу, – Нянька всегда говорит «У субботу, у школу, у церкву».

– Я Нинке письмо передам, – объясняю я и протыкаю палец иголкой.

– Говорила я табе, – Нянька срывает из-под ног пыльный подорожник, подаёт мне, – а ты неслух.

– Давай за ягодами, что-ли, сходим? – я слюнявлю листок, чувствуя песок на зубах.

– Какие табе ягоды? Нету их ещё. Рано, – Нянька рисует палкой на пыли свою фамилию «Маслова». Это единственное слово, которое она умеет писать. Этому её учили в «Ликбезе». О ликбезах я узнала в этом году из учебника истории.

Во дворе Королёвой мелькает Лёшкина голова, кажется, он тоже томится бездельем и следит за мной, но подойти при Няньке не рискует.

– Ну ладно, я пошла «Санту» смотреть, – говорю я.

– А я по воду, – Нянька поднимается, напевая что-то про коромысло.

Я хлопаю калиткой и возвращаюсь на лавку, прихватив с собой двух котят, для компании.

Лёшка реагирует мгновенно: полминуты крутится у своего забора, ловит котёнка и направляется ко мне.

– С китами сидишь? – спрашивает он вместо приветствия.

– Ага, – отвечаю, одновременно догадываясь, что киты – это коты.

– А я своего принёс. На, подывись, – Лёшка сажает котёнка на мою лавку, тот тут же, взъерошившись, даёт дёру. Я смеюсь не столько с кота, сколько с украинского языка. Я догадываюсь, что Лёшка хотел сказать: «посмотри», но на «подавись» это было больше похоже.

Из-за ворот выглядывает Ира, та, которая настоящая дочка дяди Паши.

– Це моя сестра, – говорит Лёшка, – Ира, иди до нас, не бойся.

Либо украинский язык такой лёгкий, либо Лёшка говорит на смешанном русско-украинском, но понимать Маринкиного брата я начинаю сразу.

Лёшка младше меня на два месяца и ниже на полголовы. На голой спине у него шрам.

– Это мне операцию делали – шишку вырезали, – рассказывает он. Мне делается неприятно от его слов, но уважение к этому мальчишке растёт. Во-первых, человеку делали настоящую операцию. А во-вторых, любой другой мальчик, будь он на месте Лёшки, сказал бы, что это-след от фашистской пули или бандитского ножа. Они все такие хвастуны.

Ира похожа на брата, хотя и мамы у них разные: такая же белобрысая и голубоглазая, разговаривает на украинском, как маленькая бабёнка. Заметно, что Лёшка сестру любит. Он запрещает ей есть зелёные вишни, и целовать кошек. Хотя сам ест и целует. И её – Ирку тоже целует и щекочет. Тогда она закатывается в смехе и писке и кричит: «Лёшка, ласкотно!»

Мне с ними весело. Веселей, чем с Маринкой. О ней я всё знаю, и ничего нового она рассказать не может, только про своего Чистякова. А про Мишку мне слушать неинтересно. Потому что о нём я тоже всё знаю, и мне он не нравится. Хотя, когда Мишку расписывает Королёва, мне кажется, что речь идёт о каком-то другом мальчике. Уж очень он получается хороший и интересный. Хотя интересного там – ничего. Длинный и вечно грустный. Вот Лёшка, действительно, интересный. Он умеет рисовать многоугольные звёздочки, и красить так, что они кажутся объёмными. А ещё он очень похоже рисует Чипа и Дейла из воскресных мультиков. И вообще, разговаривать с Лёшкой о чём бы то ни было намного приятней, чем с Маринкой о Мишке. Мне вообще не интересны беседы о мальчиках и о любви. А Маринка даже в пупсики теперь играет так, что все у неё там влюбляются. Как ей это не надоело? Я вот тоже люблю Вовку, но это ж не значит, что я всё время должна о нём думать. Тем более, что сейчас каникулы.

С Лёшкой не попрыгаешь в десяточки, и не поиграешь в пупсики. Зато мы с ним ходим в Красный ров, собираем «чёртовы пальцы», а потом обтачиваем их на дедушкином станке, из гладких песочно-коричневых пальцы становятся белыми и шершавыми. Ира всё время крутится рядом и всячески развлекает нас. Она совсем маленькая, и очень смешная. Однажды она зачем-то сняла трусы и, повернувшись к нам задом, наклонилась. Как мы тогда хохотали!

– У тебя там резьба сбилась, – смеялся Лёшка, потом брал себя в руки, и старался сыграть старшего брата, – надень штаны, не балуйся. Но не сдерживался и заходился хохотом.

Мне было весело и стыдно одновременно. Почему-то Иркина попа запомнилась, как нечто запретное, чего в присутствии Лёшки не должно было бы быть. Но оно было. И теперь я краснею, вспоминая дома этот случай.

Я заметила, что с Иркой всегда веселее. Поэтому, если сестрёнка исчезала во дворе, Лёшка тут же тащил её обратно. Словно наедине со мной ему неловко. У меня, кстати, такое же чувство: при Ирке общение идёт легко и непринуждённо, а стоит остаться вдвоём, я начинаю Лёшку слегка стеснятся, и не могу придумать тему для разговора. Но, к счастью, Ирка всегда рядом. Хотя, иногда, особенно вечером, мне хочется побыть с Лёшкой вдвоём. Наверное, потому, что вечером нам есть чем заняться.

По вечерам мы обычно играем в бадминтон, играем до тех пор, пока не прогонят мимо нашего порядка коров с пастбища. После этого дедушка закрывает калитку, и строго зовёт:

– Внуча! – это значит, что надо идти домой.

– Иду, – отзываюсь я и продолжаю играть до тех пор, пока в темноте становится не видно валанчика.

– Внуч, – говорит дедушка откуда-то из-за забора, – бабушка уже подоила, я замыкаю дверь на глухую.

– Ну, деда Мить, – вступается Лёшка, – ну можно ещё чуть-чуть?

– Всё, разговор окончен – дедушка идёт в глубь двора. Но я по голосу чувствую, что он, на самом деле, не сердится.

С утра, едва проснувшись, я выбегаю на улицу. И жду друга на скамейке.

– Внуча, ну некрасиво так, – качает головой дедушка, – Иди в хату, не показывай, что ждёшь его, как жениха.

Я, честно, не понимаю, почему дедушка так говорит. Почему с Маринкой красиво, а с Лёшкой – нет? При чём тут жених? Почему с Лёшкой нельзя заходить в хату? Странные все кругом. Помешались на этой любви и женихах. Неужели с мальчиками нельзя просто дружить. Я всё детство в городе дружила со Славкой, и мысли не могла допустить, что «Славка – мой жених». А вот Королёва сразу так решила, когда я ей рассказала про то, что мы вместе ходили в школу и обратно.