Эйнар Карасон - Шторм

Я проснулся довольно рано от какого-то чихания. За ним последовали хрипы и сморкание, бормотание и стоны, возня и тяжелое дыхание — был выходной, Стеффа и дети еще спали. Слышно было, что гость в гостиной уже на ногах, хлопнула дверь туалета, он спустил воду, потом снова повозился в гостиной, плюхнулся на софу, в конце концов я встал, надел халат и вышел.

Парламентарий сидел на софе, в теплой майке, которая стала уже почти коричневой от табачных пятен, у него заметно дрожали руки, табак был и на подбородке, и на седой волосатой груди, темно-коричневый нюхательный табак, и на софе вокруг него, и на ковре, и даже на очках — и на семейных фотоальбомах, он достал их с полки и сидел, рассматривал. Он настолько увлекся, что не заметил, как я вошел, листал альбом и смотрел фотографии, нахмурив брови.

«Нравятся наши семейные фотографии?» — спросил я.

Он поднял взгляд, какое-то мгновение пытался сориентироваться, потом сказал: «А, так это ты. Я стал листать альбомы, чтобы понять, куда я попал».

В то время я постоянно с кем-то встречался, выпивал с большими людьми и, как мне казалось, завязывал с ними дружбу и уже предвкушал, как знакомства с известными и влиятельными личностями пригодятся мне в борьбе с жизненными трудностями. Но впоследствии мне не удавалось ни с кем из них связаться, хотя я пытался звонить на трезвую голову или остановить их на улице. Вдруг сразу оказывалось, что меня не знают. Единственный из знакомых с подобной вечеринки, с которым мы поддерживал связь, это певец и актер Бьялли, с ним я пил в Фонде кинематографии, но этот бедолага, собственно, оказался еще большим пьяницей, чем я сам. Думаю, от знакомства с ним мне не будет никакого проку — знаю по опыту.

Но я все же решил сходить на прием к депутату. К председателю финансового комитета или заместителю председателя, точно не помню, да это и не имеет значения. Я дважды звонил ему в альтинг, и его не было на месте, но на третий раз девушка на телефоне сказала, что он у себя, и уже собиралась меня связать, но я положил трубку, пришел лично и постучал в дверь. «Войдите», — раздалось изнутри. И там сидел этот идиот. Увидев меня, он занервничал. Сразу таким жалким стал. Он суетливо копался в каком-то хламе. Не поблагодарил меня. Не спросил, что может для меня сделать. Я сказал, что просто зашел по старой памяти. Выкурил две сигареты, глядя на него, почти начал его жалеть. А потом попрощался. Но, может, он был таким нервным совсем по другой причине, поскольку примерно полмесяца спустя я узнал из новостей, что он ушел из парламента и теперь работает в каком-то государственном учреждении. А сведущие люди, с которыми я встречался в барах, говорили, что его просто выставили из парламента по причине пьянства и полной непригодности — какой-то однопартиец даже назвал его «идиотом и дырявой башкой».

Все шишки за общую халтуру посыпались на меня, но я не мог нести ответственность за все. Проект «Кромешная тьма», похоже, провалился и стал поводом для горьких шуток; если вдруг кто-то упоминал, что издательству нужен бестселлер, какой-нибудь остряк тут же отзывался: «А не поговорить ли нам с Эйвиндом Штормом?!», присутствующие смешливо фыркали, и мне казалось, что все смотрят на меня. Еще мне казалось, что начальство, взявшее меня в свое время на работу по большой дружбе, стало относиться ко мне холоднее. Сначала я думал, что это всего лишь фантазия, и старался сдерживать паранойю, но постепенно убедился в том, что интуиция меня не подвела — заработала какая-то комиссия по наведению порядка и реорганизации фирмы, и стало известно, что планируется сократить наборно-компьютерный отдел, я был первым кандидатом на вылет.

К тому же я заскучал по своему малышу в Оденсе — Улла исправно его фотографирует и даже прислала мне видео, ему там три года, ходит такой в комбинезоне, таскает за собой медвежонка, складывает какие-то кубики, улыбается от уха до уха и под конец, после долгих уговоров Уллы, говорит «привет, папа». Иногда мы на вполне мирных нотах разговариваем по телефону, в основном, конечно, о сыне, я всегда стараюсь ему что-нибудь передать; однажды спросили друг у друга, как дела, — она перешла на новую работу и очень ей довольна, а я вскользь упомянул, что наверняка вот-вот потеряю свою, и тогда она сказала: «Здесь, в Оденсе, постоянно нужны компьютерщики. Ты мог бы пожить у нас… для начала». Больше никто ничего не сказал, это у нее вырвалось, но я по всему чувствовал, что она это серьезно. А поскольку мама моя умерла, в Исландии меня больше ничего не держало, а в Дании у меня был сын…

Видео я смотрел у Эйвинда и Стеффы, у меня самого магнитофона не было. Мне показалось, что Шторм как-то плохо выглядит, глаза красные, нервный. Когда я пришел, он глотал таблетки от язвы и какие-то микстуры, сказал, что постоянно жжет в груди. Мы немного поговорили, собственно, говорил преимущественно он один, был раздражен, потому что издательство обмануло его по всем вопросам, злился еще и на то, насколько они нерадиво продвигают его книгу — рекламы мало, давно уже пора выпустить ее в мягкой обложке, ничего не делается для того, чтобы попытаться вывести ее на зарубежные рынки, а весь остальной написанный в Исландии смехотворный мусор издается не только здесь, но и по всей Скандинавии и даже шире. И почему «Кромешную тьму» не номинировали на премию Совета министров Северных стран? Спросил, читал ли я те две книги, которые Исландия представила в этом году — по его мнению, ужасное барахло. Шторм считал все это частью затеянной против него клеветнической компании, не в последнюю очередь после того, как стала популярной его пьеса; в Исландии так всегда: когда появляются серьезные шедевры, все лишь пожимают плечами, делая вид, что не замечают их; датчане называют это «Janteloven» [82] «Закон Янты» — десять заповедей агрессивной по отношению к индивиду морали из романа норвежского писателя Акселя Сандемусе «Беглец пересекает свои следы». , американцы — «a confederacy of dunces» — «сговором остолопов» [83] «Сговор остолопов» — сатирический роман американского писателя Джона Кеннеди Тула. .

Так он болтал без умолку. Потом ушел. Обещал Бьялли встретиться с ним в Кинобаре. Сказал, что они «замутили проект». А я остался со Стеффой и ребятами, мы вместе посмотрели видео с моим мальчиком — Эгоном Ньялем Эйнарссоном Ларссеном. Потом мы со Стеффой пили кофе, она очень беспокоилась за Эйвинда, поскольку тот не спал по ночам, он вообще плохо переносил раздражение и стресс. Я поинтересовался, что за «проект» у них с Бьялли; его все знают, он солист известной группы, как сказала Стефания, группа решила заказать Эйвинду написать свою историю. Они были уверены, что он и только он подходит для этой работы. А потом Стефания посмотрела на меня с грустным, но решительным выражением лица, которое сказало все: именно Шторм напишет книгу! «И Эйвинд собирается за это взяться?» — спросил я. «По крайней мере, ведет переговоры об авансе», — ответила она.