Ион Агырбичану - «Архангелы»

— Ты что, спятил? — закричал Родян, тряхнув парня за плечо.

— Не спятил я, хозяин. Внизу, на дне шахты, слышно, кто-то стонет. Рудокопы послушали и не захотели спускаться. Лежат себе возле входа и молчат.

— А вы, сукины дети, сторожа и надсмотрщики, вы-то на что? Ничего вам поручить нельзя! Не мог кто-нибудь из вас спуститься, посмотреть, чего боятся эти недоноски? — Родян был в ярости и уже не говорил, а рычал.

— Лазили мы, домнул управляющий, — отвечал Митруц, — сами слыхали: что-то подвывает на дне шахты. Не чудится, а взаправду так. Люди на наши слова и ухом не ведут. Ни с кем и не потолкуешь, все молчат, словно окаменели.

Ничего не сказав, Иосиф Родян выбежал на веранду и закричал:

— Никулае! Где запропастился, подлец? Седлай гнедого, Никулае!

— Прошу прощения, господин управляющий, — начал Митруц, когда Родян вернулся в комнату, — прошу прощения за известие, но люди сильно перепугались. Сама шахта весть подает, что близится несчастье: и молотом стучит, и завывает!

— А ну, ходом отсюда, паршивец! На прииске тебя найду! — рявкнул Родян. — Всех разгоню!

Митруц тут же исчез, свернул на тропу и стал подниматься на Корэбьоару. Не успел он одолеть и половины дороги, как его догнал конный Родян. Даже не взглянув на сторожа, он пришпорил взмыленного коня и поскакал дальше.

Через полчаса Иосиф Родян был возле «Архангелов». Рудокопы при виде его повскакали, сбились в кучку и стали перешептываться.

Управляющий выпрыгнул из седла, конь встряхнулся, и во все стороны полетела белая, словно мыльная, пена.

Рудокопы, сторожа, надсмотрщики встретили Родяна гробовым молчанием. Казалось, все они сговорились и были заодно.

— Сплошь бабы, ни одного мужика не нашлось! — крикнул Родян, и презрительная улыбка пересекла его лицо.

Люди молчали.

— Что стряслось, братцы, что все вы окаменели? Или хотите и шестой день пасхи отпраздновать?

Шахтеры упорно молчали, опустив головы.

— За мной, ребята! — крикнул Родян и направился к входу в штольню, к черной дыре, откуда вырывались густые клубы пара, остро пахнувшие влажной землей. — Кто не полезет в шахту, тому расчет. Бабы должны по домам сидеть.

Иосиф Родян остановился над черной дырой. Его огромную фигуру обволакивал туман, вырывавшийся из шахты. Никто за ним не последовал.

— Не будем больше работать в этой штольне, — выдавил из себя один из рабочих.

— Не будем! — поддержали его остальные.

— Бросить надо эту шахту! — загомонили со всех сторон.

— Нам знак был, что будет человекоубийство, если мы туда спустимся, — прозвучал одинокий голос.

Родян ничего не ответил. Он потребовал сальную свечу и шагнул в темную мокрую штольню. Сверху со стен непрерывно падали тяжелые капли, порождая странные печальные звуки, одиноко и гулко отзывавшиеся под каменными сводами. Вход в штольню был достаточно высоким, но Родяну приходилось горбиться и наклонять голову. Шел он быстро, прямо по лужам, не замечая этого. Пройдя метров триста, почувствовал, что ему холодно. В штольню он вошел еще потный, а теперь его пронизала дрожь от холодной и мокрой земли. Остановился, застегнул поддевку и двинулся дальше. Вскоре он добрался до спуска в шахту, прислушался. Слышен был только звон капель, непрерывно падающих со свода. Сальная свеча освещала желтовато-красным светом плотный туман, забивший ствол шахты. Кроме печальных звуков капель, которые, казалось, гнались друг за другом и тонули во тьме, ничего не было слышно. Вдруг из глубины штольни донесся словно отдаленный собачий вой, потом он зазвучал явственнее, потом почти смолк. И опять наступила тишина. Иосиф Родян не верил ни в темные силы, ни в духов, обитающих в шахтах, однако и у него по коже побежали ледяные мурашки и на лбу выступил холодный пот. Долго пришлось ему ждать, пока из шахты не донесся опять протяжный, вызывающий ужас вой.

Иосиф Родян лег и сунул голову в шахту, чтобы лучше было слышно, потом вскочил и быстро зашагал назад. Когда он вышел из штольни, его окаменевшее лицо было таким же бледным, как и у рудокопов. Никакого гнева не слышалось в его голосе, когда он заговорил:

— Нужна длинная веревка. На дне шахты человек умирает.

Тут же загалдели сторожа:

— Не может этого быть, господин управляющий. Ни одна душа человеческая с понедельника не была на прииске. Клянемся, что глаз не спускали с входа.

— А я говорю, под землей умирает человек. Тащите веревки, вяжите их в одну. На спине его не вытащить: и шахта слишком узкая, и лестницы хлипкие.

Уверенность, с какой говорил хозяин, сразу оживила рудокопов. Они тут же притащили веревки, связали их. Кое-кто потянулся за Родяном в штольню. Из шахты, сколько они ни прислушивались, не доносилось ни звука.

— Мог и скончаться, пока мы возились, — предположил Иосиф Родян.

— А я говорю, что это нечистая сила. Подала нам знак и скрылась. Сделала, значит, свое дело, — возразил старый рудокоп, гладко выбритый, без бороды и усов.

— Не говори глупости, бадя Петре. Сторожа во всем виноваты. Пусть кто-нибудь спустится по лестнице, обвяжет труп веревкой, а мы поднимем его наверх, — голос Родяна звучал решительно и глухо. — Ну, кто пойдет? — обернулся Родян к рабочим.

Никто не отозвался, потом вперед вышел Лисандру, худущий, кожа да кости, рудокоп, осенил себя крестом и стал спускаться вниз.

В тяжелом молчании все остальные сгрудились над колодцем шахты. Многие крестились. Иосиф Родян вытирал с лица пот. При желтоватом свете сальных свечей бледные рудокопы с поникшими головами казались статуями, застывшими в молчаливой молитве. Вздох облегчения дружно вырвался у всех, когда со дна штольни донесся голос Лисандру:

— Человек! Бросайте веревку!

— Человек! — повторяли рудокопы, и их голоса мешались с эхом в длинном и темном каменном коридоре.

Вскоре мертвое тело подняли из шахты.

— Что, несчастный, насытился золотом? — Иосиф Родян наклонился над трупом. Узнать его было трудно: на лице запеклась кровь, присохла земля. Рудокопы умыли ему лицо.

— Недавно помер. Еще не остыл, — сообщил один из них и тут же воскликнул: — Да это Глигораш!

Все склонились над мертвым и единодушно признали в нем Глигороша.

— Да, это Глигораш, — невесело проговорил Родян. — Страже «Архангелов» быть за него в ответе.

Восемь парней принялись клясться и матерью, и отцом, что ни одна человеческая душа не проникала в штольню.

Родян знал, насколько преданы ему эти люди, и задумался. Потом послал рудокопов нарубить лапника и сделать носилки, чтобы доставить мертвого в село. Распорядился, чтобы остальные приступили к работе, разделившись, как обычно, на две партии: одни в штольню, откуда шла выработка, другие — в забой, прокладывать дальше ход, который в прошлом году наткнулся на богатую жилу. Сам Родян с двумя сторожами пошел осматривать местность вокруг прииска. Одна мысль, как гвоздь, сидела у него в голове, и он никак не мог от нее избавиться. Ему было известно, что существует ход, пробитый в давние времена, и соединяется он со штольней теперешних «Архангелов», но ход этот вел с восточного склона горы и давно уже был погребен под осыпью камней и земли. Даже самые старые рудокопы, работавшие на прииске, не помнили, когда входили в эту старую штольню.