M J - Шёпот сумеречной феи

На сей раз виноват оказался передвижной цирк, явившийся в городок N*** на юге Франции, куда княгиня тремя неделями раньше приехала со своей взрослой дочерью, сыном-подростком и двоюродной племянницей, которая годами была едва ли не старше неё самой и считалась кем-то вроде компаньонки. Кроме них на террасе расположились граф Лацкий с супругой, Пётр Николаевич Нерящев, бывший государственный деятель, теперь одряхлевший до того, что поговаривали, будто из ума выживать начал, и Заряжнев, молодой офицер знатного рода. Софья Михайловна за недолгое время знакомства уже успела оценить его как перспективную партию для дочери Натали.

Все эти гости, как сами Зорницкие, были отдыхающие из России. Присутствовали и французские знакомые (семейство Зорницких приезжало в N*** не в первый раз, приятельских связей успели завести немало): мадам Марсье с дочерью Шарлотт и какой-то их друг, имени которого княгиня никак не могла запомнить.

В тот вечер разговор сразу зашёл о цирке, и общий тон почему-то был восторженный. Софья Михайловна из одной природной склонности к упрямству тут же начала высказываться против цирка, в том смысле что развлечение это низкое и недостойное, и "уж наверное, сплошь одни мошенники, и когда уедут, оставят после себя беспорядок".

- Нет, Софья Михайловна, это вы зря! - возразил Нерящев. - Люди там благородные, можно сказать, высокого происхождения.

- То есть как - высокого? Это в цирке-то? - удивилась княгиня.

- Истинная правда, истинная правда, - закивал старик. - То-то и дело, что в цирке, и очень это приличный цирк. Не смотрите, что, так сказать, бродячие комедианты. На представления их не какой-нибудь сброд ходит, а самый свет, самый свет...

- Что-то с трудом мне верится. Вы сами-то видали, Пётр Николаевич?

- Имел честь. И непременно, непременно ещё пойду, - с коротким смешком заверил тот.

По всему было заметно, что княгиня сомневается. Недаром, может, про Нерящева болтают, что малость не в себе... Вот, взялся цирк хвалить. А сам при этом так хмыкает двусмысленно, к чему бы?..

Но, к удивлению Софьи Михайловны, слова Нерящева подтвердила мадам Марсье, дама вполне уважаемая:

- Право, напрасно вы, Софи. Я сама не видела, но слышала почти это же самое. И даже то ещё, что кое-кого из циркачей принимают в обществе.

- Да неужели? - всё больше дивилась княгиня.

- Точно так, точно так, - подхватил Нерящев, и обратился к Анастаси Марсье: - А не слыхали, мадам, о сёстрах Блохиных? О канатоходках?

- Блохины? Что-то, кажется, мельком.

- Расскажите-ка нам, Пётр Николаевич, что за канатоходки? - вступил в разговор безымянный господин.

Долго упрашивать Нерящева было не надо, он, казалось, только и ждал момента поделиться известными ему сведениями.

- Три сестры, сироты. С детства в этом цирке. Танцовщицы, пляшут на канате - без всякой страховки, хотя опасно весьма. И уж если кого действительно станут в обществе принимать, то как раз их. Покойный их отец как будто был графского роду. Теперь вот, рассказывают, половина, если не больше, молодых людей в округе в них влюблены... - при этом Нерящев глянул в сторону Заряжнева и снова тонко хихикнул, чем ещё усилил недоверие княгини.

- Насчёт меня вы, Пётр Николаич, предположения не стройте, - поспешил возразить молодой человек. - Я в цирке не был и никого там не знаю.

- Да я... так, не про вас, вы не подумайте, - принялся оправдываться старик.

- Влюблены, стало быть... - протянула Софья Михайловна. - Неужто такие раскрасавицы канатаходки эти?

- А вот это вы совершенно, совершенно точно. Раскрасавицы, не то слово!

- На молодых наговариваете, а сами-то, небось, туда же, - поддела Нерящева престарелая племянница княгини. Тот залился визгливым смехом, но приличия ради принялся её разубеждать.

- Позвольте, - вмешался опять безымянный господин, - цирк ведь из Восточной Европы... из Венгрии, если не ошибаюсь? А эти сёстры, судя по имени, родом из России?

- Точно так, но каким это всё образом, какое там родство - не знаю, уж не знаю, - развёл руками старик.

Разговор так и вертелся вокруг слухов да предположений. Кроме Нерящева никто из собравшихся цирка не видел. Наконец Натали Зорницкая с плохо скрываемой досадой воскликнула:

- Что же мы, маменька! Давайте сходим взглянуть на этот цирк. Когда ближайшее представление?

- Да завтра же вечером должно, - услужливо подсказал Нерящев. - Через день бывают.

Княгиня хотела решительно отказаться - потому уже, что "все пускай идут, а мы не пойдём нарочно". Но общество горячо стало поддерживать предложение Натали, и Софья Михайловна вынуждена была сдаться. К семейству Зорницких решили присоединиться и остальные гости.

За разговором время прошло незаметно, солнце опустилось за горизонт. Хотя днём погода стояла душная, в сумерки сделалось прохладно, подул сырой ветерок.

***

Заходить в цирковой шатёр княгиня поначалу отказалась наотрез, объявив, что "в такую-то грязь ни за что не полезет". Только после долгих уговоров и заверений в отсутствии всякой грязи она всё-таки решилась.

Оказалось, старик Нерящев сказал правду: почти вся публика действительно была "самый свет". Княгиня увидела много знакомых, и настроение её немедленно улучшилось.

А вот Натали Зорницкая, сама не понимая отчего, вдруг почувствовала себя неуютно. Особенно когда разговоры закончились, погас свет, и зрители стали ждать начала представления. Несколько минут в тишине и полумраке показались ей полными тревоги и какой-то неизъяснимой тоски. Натали даже оглянулась по сторонам, желая узнать, не испытывают ли её родные и друзья того же самого. Но ничего рассмотреть не смогла. На мгновение девушка ощутила себя как будто совсем в одиночестве, среди тёмной холодной пустоты. И единственное, что было в этой пустоте - полупрозрачные занавеси со всех сторон, трепещущие белёсые паутины.

Натали вздрогнула и словно бы очнулась - на арене стало светло, начался первый номер программы.

Все похвалы цирку тоже оказались чистая правда. Представление захватывало, не позволяя отвлечься ни на минуту. Фокусники в костюмах восточных магов и средневековых алхимиков творили чудеса как настоящие волшебники. Дрессированные леопарды, черные и пятнистые, прыгали сквозь огненные кольца, медведи неуклюже плясали под музыку, а после вышел заклинатель змей. Пёстрые клоуны выделывали уморительные трюки, жонглёры подбрасывали сразу по десятку горящих факелов и хрустальных бокалов. Акробаты представляли такие номера, которые, кажется, человеку и не выполнить, силачи шутя поднимали огромные гири и гнули подковы.

Публика после каждого выступления громко аплодировала, но все точно ждали чего-то. И вот, наконец, последним номером объявили воздушных гимнасток сестёр Блохиных.