Владимир Матлин - Красная камелия в снегу

Брюс еще долго стоял возле могилы, положив обе ладони на гранитный памятник. Между тем солнце опустилось за шеренгу тополей, и сразу же повеяло осенним холодом. Брюс поежился, огляделся по сторонам, погладил на прощание выбитую на граните надпись Judy Slonim и поплелся к запаркованной у входа машине, на ходу застегивая куртку.

«Дорогая-предорогая Люська!

Эти месседжи по е-мейлу на изуродованном из-за латинских букв русском языке — одно расстройство. Никакого ощущения близости и общения. А мне так этого не хватает! Потому и пишу старым способом — по почте, как в прошлом веке. Люсенька, как много хочется рассказать тебе! В общем, особых новостей нет, так — всякое мельтешение. Например, мой обормот надумал жениться. Ничего неожиданного, ему уже двадцать семь, но хотелось бы знать, на ком. Кроме того, что зовут ее Дарьей и работает она в той же конторе, что и он, ничего больше не знаю, и толку от него не добьешься. На все расспросы говорит: “Приезжай, мам, сама увидишь”. А как я могу приехать? То есть приехать-то, конечно, могу, но обратно в Америку меня уже не впустят, это точно. А я хочу еще здесь пожить, может, чего получится.

Тут вот какая история заваривается. Мне давно уже говорили, что серьезные знакомства серьезных людей с серьезными целями происходят в этой стране через церкви, а через газеты и Интернет — это так, шпана всякая. В церковь с моей фамилией не пойдешь, а в синагогу — в самый раз. В конце концов, я такая же еврейка, как христианка. Правильнее сказать: ни то ни се. Но фамилией папаша меня наградил весьма определенной… Кстати, по-английски она произносится еще смешнее, чем по-русски: Саскайнд. Уж лучше Зускинд. Короче говоря, на работе тут есть одна сотрудница, она, как услыхала мою фамилию, начала меня звать: приходите в нашу синагогу, у нас там неженатые мужчины, ищут знакомства… Почему бы, подумала я, не сходить?

Недавно был какой-то еврейский праздник, и я с ней отправилась. Принарядилась, конечно, ведь праздник. Но все по порядку.

Приходим, значит. Синагога огромная, шикарная, прямо как у нас там дворец бракосочетаний. Люди всякие, от детей до стариков. Мужчины в шапочках и покрыты белыми шалями — это обычай такой. Женщины выглядят богато, бриллианты настоящие и приличного размера. Еле высидела богослужение: ничего не понятно, тоска смертная. Все поют, и я подвываю. Два раза в туалет выходила. Наконец кончилась тягомотина, все повалили в соседний зал, где выставлены на столах всякие сладости и фрукты, вино, чай, кофе. Все в изобилии. Люди тусуются, попивают кто что, разговаривают, смеются. Моя сотрудница подводит меня к такой солидной даме, зовут даму Мелисса, знакомит нас, и сразу суть дела: вот, мол, моя подруга, вместе работаем, одинокая женщина, нет ли подходящего мужчины. Та оглядела меня внимательно и говорит: Do I have a right man for you! Что в переводе на одесский значит: “Или я имею подходящего мужчины для вас!” Именно с восклицательным, а не с вопросительным знаком. “Наш близкий друг, — говорит, — овдовел два года назад. Ходит неприкаянный, нужно познакомить его с хорошей женщиной”. Ну моя спутница тут, конечно, начала меня нахваливать, какая я умная, серьезная, ответственная (на работе я действительно такая, ты бы меня не узнала), а та говорит: “Вообще-то он здесь, в том конце зала. Но сегодня я бы не стала вас знакомить, его надо подготовить сначала. Это я беру на себя. А посмотреть издали, если хотите, — это можно”. Почему не посмотреть? Протолкались через зал, она говорит: “Вон тот, с чашкой в руке”.

Что тебе сказать? Когда мы с тобой бегали на танцы в авиационный, а я была влюблена в киноактера Олега Стриженова, в ту пору мы бы на такого не посмотрели, это точно. Но тогда нам было двадцать… В общем, если говорить трезво, внешность приемлемая, могло быть хуже. На вид лет под шестьдесят (на самом деле так и есть), не толстый, не пузатый, роста выше среднего, лысоват, остатки волос седые, выражение лица доброе и грустное. Одет аккуратно, хотя пиджак старомодный — с широкими лацканами. Вот и все впечатления. Когда возвращались из синагоги, моя сотрудница рассказала, что человек он солидный, зубной врач по профессии, живет в собственном доме. С женой прожил больше тридцати лет. Сын взрослый, моему обормоту ровесник, семейный и, как отец, зубной врач. Моя сотрудница уверена, что мы составили бы хорошую пару. “А почему ты думаешь, что я понравлюсь ему?” — спросила я. Тут она рассыпалась в комплиментах: какая я красивая, хорошая и молодая. На всякий случай, я сказала, что мне сорок девять. Поверила. Да не так уж сильно я и наврала, как тебе известно.

Люсик, милая моя! Ты знаешь всю мою жизнь не хуже меня. Не сбылась моя мечта ни об одном Стриженове, не получилось. Честно говоря, мой брак с Константином тоже был компромиссом, не тебе рассказывать. Но тут я хоть знаю, ради чего. Если мне удастся получить в этой стране статус, правовой и материальный, я смогу постепенно и обормота своего перетащить сюда, и тебя в гости пригласить, и к вам приехать. Другая жизнь начнется…

Но не будем загадывать, посмотрим, как развернутся события.

Тысячу раз обнимаю мою дорогую Люську. Всегда твоя Оксана».

Брюс собрал мокрые желтые листья в целлофановый пакет, затем старательно отер тряпицей гранитную плиту.

— Осень, Джуди, вторая осень без тебя. Ты говорила, что октябрь — твой самый любимый месяц. В октябре, второе и третье воскресенье октября, мы всегда ездили в горы, на Блю Ридж. Все вокруг горит багряным и желтым, воздух густой, пахучий, настоянный на багряных листьях. Несколько раз мы останавливались в Шарлот-свилле. Университетское здание, построенное самим Джефферсоном, в нем студенческое общежитие. Третье воскресенье октября…

Много работаю, а по вечерам ищу для себя всякие занятия — лишь бы не сидеть дома одному. Не то чтобы настоящие дела, а так… В воскресенье вечером был у Товбиных, познакомился с этой женщиной из России. Они ее пригласили, как я понимаю, специально для меня, чтоб познакомить. Что о ней сказать? Выглядит неплохо, держится просто, все время смеется. По-английски говорит с сильным акцентом, но понятно. Общую тему для разговора за столом найти было нелегко: политикой и спортом она не интересуется, про экономику и подавно ничего не знает. Мелисса заговорила о телешоу — она не видела, а сама спрашивает, в свою очередь, о каких-то русских фильмах, о которых мы никогда не слыхали. «Они, — говорит, — в Каннах премию получили». Может быть. Но потом мы попросили рассказать ее о жизни в России, и тут она почувствовала себя уверенно, рассказывала интересно, с хорошим юмором. На следующее утро звонит Мелисса: «Ну как?» Я говорю: «Вроде ничего. Только зачем ей старик нужен?» Мелисса говорит: «Это ее дело. А ты запиши телефон и сегодня же позвони. Пригласи в ресторан. Понял?» И диктует номер. Ну, я позвонил, договорились на другой день, на семь часов, в «Да Доминико».