Игорь Афанасьев - Муравьиный Бог

— Тебе сколько лет, Женёк? — поинтересовался один из чужаков, состроив доброжелательную мину.

— Пятнадцать, — вежливо ответил Женька и ощутил, как нехорошее предчувствие надулось пузырем в его груди.

— Да ты уже взрослый мужик! — похлопал его по плечу другой дядька и закурил.

— Ты что же это по такому адресу странному письма пишешь? — первый протянул ему знакомый конверт. — Не знаешь бабушкиного адреса?

— Не знаю, — виновато опустил голову Женька, — я её никогда не видел…

— Понятное дело, — поспешил первый, — это я так, пошутил. Бабушка тебя больше года разыскивала. А что, разве у отца ты не мог точный адрес узнать?

— Так он, — начал фразу Женька и осёкся. Он увидел, как внимательно уставились на него все присутствующие в кабинете, и понял, что происходит нечто очень серьезное, — он тоже её никогда не видел, — пробомотал Женька, и ему показалось, что в глазах у дядек промелькнула злоба.

— Это ты мне брось, — наклонился к самому его лицу второй, — сам знаешь, до появления детишек на свет у родителей свадьбы бывают, а на свадьбах молодые пьют-закусывают вместе с родителями.

Первый остановил второго достаточно резко:

— Оставь парня в покое! При чём здесь он? Что он может помнить о свадьбе?

— Мало ли что, — буркнул второй и закурил.

— А бабушка? — встрепенулся Женька. — Она нашлась? То есть, я понимаю, вы нашли её!

— Мы-то нашли, — погасил сигарету второй, — только бабушка твоя не дождалась встречи. Померла твоя бабуля.

Женьку качнуло из стороны в сторону, и его подхватил под руку начальник Горотдела.

— Ну, что ты за козел такой? — неожиданно взвился первый. — Что же ты так, с плеча?

— Так здоровый мужик уже! — растерянно пробормотал второй. — Зачем ему мозги пудрить? Умерла бабушка — и точка.

Женьке стало жалко бабушку, но не так, чтобы до слёз. Бабушка была существом нереальным, фантастическим, и её смерть не имела для Женьки физических ощущений.

— Мама об этом знает? — как-то очень хитро построил фразу Женька, надеясь, что это поможет получить мгновенную информацию.

— Иди-ка ты на свою физику, — грустно подмигнул первый, — а то двойку схлопочешь.

— Это точно! — директор подошел и обнял парня за плечи. — Я тебя сегодня домой на машине отвезу, хорошо?

— Зачем? — пересохшими губами пробормотал Женька.

— Не «зачем», а «почему»! — строго поднял палец вверх директор. — Пора тебе уже овладеть русским языком.

— Да, вот ещё, — встал и похлопал Женьку по плечу первый, — отца твоего срочно вызвали. По службе. Так что ты, парень, должен проявить сознательность и самостоятельность. Ты комсомолец?

— Ещё нет, — тупо отчеканил Женька. — А когда отец вернется?

— Не скоро, — ухмыльнулся второй, — так что у тебя теперь полная свобода, парень!

Директор вывел Женьку из кабинета и отправил в класс, наказав после уроков обязательно зайти к нему вновь. Женька послушно мотнул головой и двинулся по длинному коридору в сторону класса.

Бабушка умерла.

Порыв ветра хлопнул рамой приоткрытого окна. Не раздумывая Женька отворил его и сиганул на бетонные плиты двора прямо со второго этажа.

Шёл он быстро, но старался себя сдерживать и не бежать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он шёл по главной улице города, а машины неслись навстречу — движение по кольцевой трассе было односторонним. Тяжёлые, как танки, «Камазы», шустрые «Татры», с кривоногими задними колесами, канадские «Катерпиллеры» и отечественные «Газоны» ползли по бетонке, обдавая Женьку жаром, душным запахом солярки и клубами пыли.

Двери в квартиру были распахнуты настежь.

Заплаканная Ирина собирала разбросанные по комнате вещи, книги и бумаги. При виде Женьки она взвыла нехорошим голосом и села на пол там, где стояла.

Он не знал, что делать — Женька не мог себе представить, что Ирина будет так переживать по поводу смерти бабушки. Ирина плакала навзрыд, и нос её становился все краснее и больше, она размазывала слезы по щекам и кашляла затяжными сериями. Наконец она сумела взять себя в руки и выдавить из себя несколько слов:

— Тебе уже сказали?

— Да, — пробормотал Женька, — вызвали к директору и сказали…

— Суки! И тебя не пожалели!

Логичного понимания происходящего у Женьки в голове не складывалось. Он попытался погладить Ирину по плечу, но та отпрянула от него, как от прокаженного.

— Я не знала! Богом клянусь, — не знала! Думала, что он отправил её в Житомир, что она там молится со своими братьями и сестрами… Я не верю, не верю, что он её мог убить! За что, за что мне всё это?

Гнусная боль резанула Женьку по животу.

Он ясно понял, что речь идет о матери, что суровые дядьки не случайно приехали в Нижневартовск и что Ирина говорит не об умершей бабушке. Не получалось только соединить слово «убить» и слово «мама».

— А как они узнали? — тихо переспросил он Ирину.

— А? — вздрогнула та, тупо глянула на каменное лицо мальчика и автоматически отрапортовала: — Собаки, по весне, разрыли… Он её неглубоко закопал. А в руке у неё бирка была из роддома. Твоя бирка. По ней и вычислили.

Женька развернулся и вышел на улицу.

Вокруг него двигались расплывчатые контуры и цветовые пятна. Женька догадался, что это слёзы застилают его глаза, и бросился бежать. Бежал он молча и долго, в какой-то момент свернул с трассы и остановился только тогда, когда ноги его стали проваливаться в мелкие ямки придорожного болота. Перепрыгивая с кочки на кочку, он уходил всё дальше и дальше, даже и не думая запоминать дорогу. В какой-то момент болото стало совершенно глухим, вода под ногами почернела, а вокруг выросли полузасохшие стволы топляка. Ноги его подкосились, и Женька свалился на первый попавшийся островок. Рука его провалилась в гниловатый ковер мха. По Женькиному пальцу быстро пробежала легкая, еле заметная тень, затем теней стало множество, и они обрели четкий облик маленьких чёрных насекомых. Муравьи сновали по его рукам, впивались крепкими челюстями в невесть откуда взявшуюся плоть, но Женька не ощущал боли. Он слышал голос матери:

— Господь Бог полюбил Ноя за его справедливость; остальных же Он не только наказал за порочность их, но и порешил уничтожить весь род людской и создать новых людей, чистых от греха. Поэтому Он сократил, сперва, продолжительность их жизни настолько, что они стали жить, взамен прежнего, только сто двадцать лет, а затем наслал на землю потоп…

Экстренная регенерация не прошла для Ану бесследно. Новое сине-чёрное тело было значительно меньше предыдущего, сгоревшего в аду. Ану с трудом передвигался в тесном футляре, быстро уставал и не мог толком работать. Его мысли постоянно возвращались туда, где сознание зафиксировало момент его физической смерти.