Уильям Тревор - Пасынки судьбы

— Ну что, братец кролик? — сказал отец, вернувшись через некоторое время на кухню. Я взглянул на него и заплакал, и мама сказала, что я очень устал, и увела меня наверх спать.

И в городе и за городом они считались безобидными чудаками. С заскоком, говорили про них, и со временем эта аттестация покрылась умилительной патиной.

Худощавые, неразговорчивые друг с другом, удивительно похожие брат с сестрой унаследовали фамильную внешность. Костистое, скуластое лицо со светло-голубыми глазами, острый, хорошей лепки нос. И отец их был такой, только в отличие от них безответственный, ветреный, и на щеках у него просвечивали красные прожилки. Прежде их называли Мидлтоны из Карраво, но теперь они стали просто Мидлтонами: Карраво никто больше значения не придавал, кроме них, конечно.

Четыре коровы, порядочно кур, ну и сам дом, километрах в пяти от города, — вот и все их достояние. Просторный, построенный при Георге II [67] Георг II царствовал с 1727 по 1760 г. дом являл собой памятник семейной фортуны, отражая и в дни своего величия, и позднейшего упадка ее повороты. Брат с сестрой старели, и крыша все хуже защищала их от непогоды, ржавчина разъедала водосточные желоба, бурьян буйствовал в канавках по обочинам аллеи. Отец заложил наследное поместье, если верить местной молве, чтобы содержать по высшему разряду — коньяк, бриллианты — свою любовницу, дублинскую католичку. В 1924 году, когда он умер, брат с сестрой обнаружили, что у них осталось всего пять гектаров. Местные опять же говорили, что испытания закалили их волю и прежде всего благодаря им они прониклись такой любовью к жалкому клочку прежнего Карраво, какой никогда бы не воспылали ни к мужу, ни к жене. В своих невзгодах они винили не только дублинскую католичку, которую и в глаза не видали, но и новые ирландские власти, как-то ухитряясь на свой причудливый манер связывать их. При англичанах такие особы знали свое место: одно, как говорится, к одному.

Дважды в неделю, по пятницам и воскресеньям, Мидлтоны наезжали в город, сначала в двуколке, позже в машине марки «форд англиа». В магазинах, да и везде, где только можно, они ненавязчиво выказывали свою неизменную верность былому. По воскресеньям они посещали службу в близкой им по духу протестантской церкви святого Патрика: там по-прежнему молились за здравие короля, чье владычество их страна скинула. Революционному порядку скоро конец, ничтоже сумняшеся заявляли они его преподобию Пекему: ну покрасили почтовые ящики в зеленый цвет, ну ввели свой тарабарский язык — вот и все их дела, а что проку-то?

По пятницам они отвозили в город яйца, то семь, то восемь дюжин, и тогда обряжались в наглаженные твидовые костюмы и непременно брали с собой очередного ирландского сеттера — эту породу испокон веку держали в Карраво. Они сбывали яйца бакалее Кьоу, потом пропускали стаканчик с миссис Кьоу в отведенной под бар части лавки. Мистер Мидлтон пил виски, его сестра — шерри. Поездки в бакалею их радовали: они испытывали симпатию к миссис Кьоу, и она платила им взаимностью. Потом они разъезжали по магазинам, обсуждали с хозяевами какие ни на есть новости, напоследок наведывались в гостиницу Хили — пропустить еще стаканчик-другой, после чего отправлялись восвояси.

Выпивка была их главным удовольствием в жизни, благодаря ей им и удалось, несмотря на верность былому, наладить такие компанейские отношения с горожанами. Жиряк Дрисколл, хозяин мясной лавки, тот был даже не прочь пошутить насчет былых времен — стоял ли он с ними в баре гостиницы Хили, отрубал ли им отнюдь не сочные отбивные за прилавком у себя в лавке, или тонко резал печенку.

— Вам небось ввек этого не забыть, мистер Мидлтон? А ведь, шевельни вы пальцем, я бы дал драпака.

И тут Жиряк Дрисколл — раскачивался ли он на пятках со стаканом портера в руке или швырял мясо на чашку весов — заходился смехом. А мистер Мидлтон улыбался ему в ответ.

— Что и говорить, мистер Дрисколл, вид у вас был перепуганный, — бормотала мисс Мидлтон и тоже не могла сдержать улыбки, вспоминая этот давний случай.

Жиряк Дрисколл вместе с одним фермером по фамилии Магуайр и другим, по фамилии Брин, засел в передней Карраво — все при дробовиках. Мидлтонов — они тогда, можно сказать, еще дети были — заперли вместе с матерью, отцом и теткой в комнате наверху. Тем дело и кончилось: британские солдаты вопреки ожиданиям так и не прибыли, и троица в конце концов сняла вахту.

— Спят и видят бойню устроить, — сказал отец Мидлтонов, когда они ушли. — Головорезы окаянные.

Началась вторая мировая война. Мидлтоны заподозрили, что супружеская чета, немцы по фамилии Винкельманн, владельцы местной перчаточной фабрички, шпионят в пользу Третьего рейха. В городе над ними потешались, Винкельманнов здесь хорошо знали и очередным мидлтоновским выдумкам веры не давали: что с них возьмешь — успокаивали всполошившихся Винкельманнов. Вскоре после войны его преподобие Пекем умер, вместо него назначили его преподобие Брэдшо, этот был помоложе, он тоже посмеивался над Мидлтонами — считал их ископаемыми. Когда у святого Патрика перестали служить молебны за здравие королевской фамилии, они заявили протест, но его преподобие Брэдшо счел их протест такой же дикостью, как и сами молебны. Зачем, спрашивается, молиться за правящую династию соседнего острова, когда их островом сейчас правит избранный народом президент? Мидлтоны не удостоили его ответом. Но если при его преподобии по Би-би-си передавали «Боже, храни короля», они слушали гимн стоя, а в день коронации Елизаветы II [68] Елизавета II короновалась в 1952 году. прикатили в город, выставив в заднем стекле машины британский флаг.

— Ну вы и отчубучили! — не сдержал смеха Жиряк Дрисколл. Он доставал из прилавка поднос со свиными отбивными, и тут его взгляд упал на флаг. Мидлтоны улыбнулись.

— Сегодня — великий день для Содружества Наций, — пояснили они.

Заявлением этим они еще больше потешили Жиряка Дрисколла, и он в свою очередь потешил им пивную Фелана.

— За ее британское величество, — реготал его дружок мистер Брин.

Раскинувшемуся в прославленной своей красотой долине, вблизи богатых рыбой речушек и пернатой дичью болот, городу принес процветание послевоенный приток туристов. Хили в ночь сменил название своей гостиницы, переименовав ее в «Нового Ормонда» [69] В роду Ормондов относились многие видные деятели Ирландии; это же имя носит герой одноименного романа ирландской писательницы Марии Эджуорт (1767–1849). . Владельцы освежили краской фасады магазинов, а мистер Хили учредил ежегодный День форели. Даже каноник Келли, который поначалу сурово порицал повадки туристов и в особенности туристок с их откровенными летними туалетами, в конечном счете все-таки признал, что нравственности его паствы они не нанесли ущерба.