Милан Фюшт - История моей жены

«Ох, оскверненные нами мудрецы!» — подумал я и чуть не рассмеялся. Уж никак я не предполагал, что мои собственные нечистые делишки прольют свет на интриги жены. Ведь если здесь что-то означает Шекспир, то и там что-то да значит Спиноза.

А теперь вернемся к тому моменту, когда я сижу в «Брайтоне» и все еще не знаю, на что решиться. Второе свидание было назначено на четверть четвертого, еще не поздно отменить телеграммой или вроде того…

— К черту сомнения! — вдруг сказал я себе. Вскочил и бросился без оглядки. Да так поспешно, стремительно, что даже Кондильяка дорогой забыл в автобусе.

«В кармане у тебя удостоверение на право получения почты „до востребования“, письмо про расшитые шлепанцы, а ты все еще раздумываешь, — твердил я себе, даже в автобусе, — так чего же тебе надо? И кстати, долго ты еще собираешься состоять голландским ослом при французской погонщице?»

По сему поводу хочу заметить, что чем больше душевное смятение человека, тем легче им овладевает похоть. Я мчал сломя голову! Поднял воротник пальто, словно мне предстояло сразиться с целым миром. Еще в «Брайтоне» я пропустил несколько рюмашек розового ликера, затем, сойдя с автобуса, в первом попавшемся бутике опрокинул один за другим девять стаканчиков неразбавленного джина. Спиртное сразу ударило в голову.

«А теперь — будь что будет!» — заключил я. Судя по всему, я готовился к бурным сценам, хотя наоборот, после выпитого уши заложило, и вокруг меня воцарилась тишина. Сердце и голова — точно два порожних сосуда, ноги тяжеленные — в таком виде я позвонил у двери миссис Коббет. И надо же быть такому! У нее меня тоже встретила глубокая тишина.

— Здесь очень тонкие стены, — сразу же шепотом предупредила она. Дверь хозяйка открыла самолично, поскольку мы находились совершенно одни. К тому же шипела она, точно леди Макбет на сцене. — Ради Бога, говорите потише!

Почему, спрашивается? Впрочем, я до того волновался, что слова вымолвить не мог. Сердце колотилось где-то у горла, затылок ледяной. Из одежды на хозяйке была лишь черная юбчонка, прямая и короткая, едва доходила до колен, будто миссис собиралась в школу. А это не пустяк для тех, кто в подобных тонкостях разбирается. Волосы зачесаны назад гладко, чтоб не сказать целомудренно, зато губы накрашены красной помадой и отнюдь не целомудренно. Но только губы, лицо ее было необычайно бледным…

Однако стоит ли входить в подробности? Я человек темперамента сангвинического и не всегда владею собой. Возможно, и она была такою же, кто ее знает? Мы схлестнулись подобно двум огненным стихиям, хотя обоих колотила дрожь.

И начали целоваться. Прямо там, посреди прихожей. Целовались безумно и без конца. Во всяком случае, что касается меня. Я вел себя так, словно хотел насытиться ею впрок, коль скоро уж случай подвернулся.

Один приятель когда-то рассказывал, что после подобных вспышек страсти они с женой обычно усаживались на кухне чистить картошку. Самое милое дело, только ведь для гостиной неподходящее. Вот и топчешься как неприкаянный. Какое-то время я тупо разглядывал стену и хорошо помню мгновения, когда некое воздушное создание где-то совсем рядом со мной поправляло и закалывало волосы, нежные, волшебные пальчики проворно мелькали перед зеркалом… а меня так и подмывало сказать ей, что обои, мол, очень красивые.

Обои и в самом деле были красивые — золотистая парча, да и вся обстановка изысканная, отчего мне все больше делалось не по себе. Слов нет, я не знал, куда деваться со стыда за собственную невоздержанность. Дьявол ее побери, дурацкую привычку нашу стесняться собственной пылкости, ежели ее вдруг прорвет где-нибудь в прихожей! А ведь именно это терзало меня более всего, хотя причиной всему была она, моя пассия. Судите сами. В увеселительном заведении я ей возьми да шепни на прощанье:

— И не забудьте, что с вас причитается дюжина поцелуев. — На что она:

— Всего лишь дюжина? — и засмеялась. — Тогда каждый месяц станете получать по одному.

Это бы еще полбеды. Только она ведь запомнила этот обмен репликами, что, конечно, трогательно, но вместе с тем и ужасно. Как бы это выразиться?.. Словом, сперва она начала считать:

— Итак, дюжина. — И закрыла глаза. Обхватила мою голову руками и словно в опьянении отсчитала целиком всю дюжину. А вслед за тем — еще пятьдесят тысяч. Губы мои горели, прямо-таки полыхали от этих ее поцелуев.

То есть здесь, в сполохах огненной страсти, она была совсем не такая, как среди огней ночного ресторана. Не царица ночи с ее сомнительной репутацией и короной легкодоступной красотки, а женщина, которая всерьез относится к наслаждениям, ежели уж дорвется до них. Точь-в-точь, как я сам. Пожалуй, тем она и пленила меня столь сильно. Да вдобавок этот ее странный шепот…

Словом, не зря опасался я этих черных глаз.

А затем я оказался свидетелем сцены, когда миссис Коббет с легкостью врала Кодору. Аккурат зазвонил телефон.

— Алло! — отозвалась она — в полный голос и со всей приветливостью. — Все в порядке, капитан все одно не придет. (Значит, я не приду, хотя я уже здесь сижу.)

— Я извинилась в письме, — объяснила она мне, обращаясь при этом к Кодору. Так что Кодор может спокойно отдыхать, если ему нездоровится. Пусть отлеживается, в театр она все равно сегодня не пойдет…

— Не хочется, — сказала она ему. — Что-то голова болит… Но вечерком я непременно загляну к вам. Да, да, — и быстро положила трубку.

Что бы это значило? Я внутренне улыбнулся, потому как, хотя и был очень удивлен, сразу сообразил, что к чему. И позволил себе лишь один вопрос:

— Стало быть, Кодор знает, что вы меня к себе пригласили?

— Еще бы ему не знать! — со смехом отвечала она. Потому как оба мы рассмеялись, и она, и я. — Впрочем, он все знает.

— Не шутите!

— Почти все, — поправилась она, и глаза ее лукаво блеснули.

В общем, Кодор давно твердит, что желал бы встретиться со мной: необходимо обсудить какое-то дело.

— Какое дело?

Этого она не знала. Но во всяком случае устроила так, чтобы мы встретились у нее. Я очень вежливо поблагодарил ее за хлопоты.

— Но вы пришли раньше, — заметила она. Собственные слова вогнали ее в краску. Даже шея покраснела.

Картина в точности соответствовала тому, что я чувствовал — но это нелегко выразить словами. Короче говоря: здесь скрываются какие-то тайны, как это и свойственно людским сердцам. Ведь что означает этот шепот с ссылкой на тонкие стены, на гулкое эхо в квартире? И ее запрет звонить ей по телефону, она сказала мне об этом еще тогда, в увеселительном заведении. Телефонные звонки, мол, чреваты для нее неприятностями.