Марк Арен - Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история

— Это еще зачем? — недовольно спросил он.

— Тебя искать! Только ты ей не говори, что я выдала ее, — попросила Кадира. — Я ее еле-еле отговорила. Я же знаю, что ты не пропадешь, ты у нас крепкий, ты всю Европу можешь пешком обойти, и ничего с тобой не случится. Скоро вернешься?

— Может быть, скоро, — ответил Мустафа. — А может, еще задержусь.

Внучка помедлила и осторожно спросила:

— Ну как? Нашел какие-нибудь следы?

— Да. Но пока ничего определенного.

— Приезжай скорее. Может быть, заглянешь к нам? Это же совсем рядом. Очень соскучилась по тебе, дед.

— Мы же недавно виделись.

— Недавно? А мне кажется, сто лет прошло…

«Да, недавно, — подумал Мустафа. — Сто лет — это недавно…»

Он не любил долгих речей и уже хотел попрощаться. Но грусть, звучавшая в ее голосе, заставила его продолжить разговор.

— У тебя неприятности в университете? — спросил он.

— Нет-нет, все отлично, — уныло ответила внучка. — Я так хотела с тобой поговорить… Мама и отец — они совсем не такие, как ты. Им все еще кажется, что я маленькая. А ты другой. Помнишь, как ты учил меня читать? По газетам, помнишь? Я так гордилась. Мои подружки с азбукой ковыряются, а я, как большая, газету листаю… Ты всегда держался со мной на равных, а мама так не может. Ей до сих пор хочется меня поучать да воспитывать…

Мустафа хотел спросить ее напрямик, не влюбилась ли она. Но удержался. Солдатская прямолинейность могла бы обидеть внучку.

— Что-то легло на твое сердце? — спросил он.

— Не знаю. Мне трудно разобраться… Скажи, когда ты собирался жениться на бабушке, для тебя имело значение, откуда она родом?

— Не помню, — усмехнулся он. — Но мне было приятно узнать, что она такая же горянка, как и я, а не городская белоручка. Правда, тогда я еще не знал, что горянки так же непокорны, как сами горы.

— Дедушка, скажи… Нет, не надо. Дурацкий вопрос.

— Спрашивай, спрашивай.

— Ну, если бы бабушка тогда, когда вы еще не поженились… если б она узнала про твоих родителей… Она бы все равно пошла за тебя?

— Она выходила за меня, а не за моих родителей, — сказал Мустафа.

— Значит, для нее это не имело бы значения?

— Не знаю. Надо будет спросить у нее при встрече, — усмехнулся Мустафа. — А можно, я теперь спрошу?

— Конечно.

— А для тебя это имело бы значение, если б ты собиралась замуж?

— Нет. Никакого значения. Но я — это я…

— А он? Он думает иначе?

— Да, — вздохнула Кадира.

«С кем она связалась, бедная? — сочувственно подумал Мустафа. — Живет в Германии, откуда у немцев такое отношение к туркам?»

— Понимаю, — сказал старик. — Он немец?

— Нет, он дурак, — еще раз вздохнув, сказала Кадира и продолжила: — Дед, приезжай скорее, по телефону все не расскажешь, а мне так нужно тебя увидеть…

— Может быть, заеду к вам, — сказал он.

Закончив разговор, он долго сидел в кресле, обхватив голову руками. Жизнь сложилась так, как сложилась. Прошлое невозможно исправить. Исправить можно только будущее, и, может быть, у новых поколений это получится. А у Мустафы не было будущего. Все, что ему осталось в этой жизни, — это могилы родителей, могилы, которые нужно найти…

И этот путь он должен пройти в одиночестве. Потому что даже его дети не способны его понять.

Вспомнив о детях, он снова ощутил приступ леденящей тревоги. И не успел он подумать о Сулеймане, как ему вдруг послышалось, что где-то рядом лопнула туго натянутая струна…

Поздняя осень подарила, наверное, один из последних солнечных дней, да и тот то и дело омрачался набегающими плоскими тучами. А когда они, покрутившись по узким улицам, остановились на углу Эстрапад и Туэн, хлынул настоящий ливень. Рустам первым выбрался из машины и обежал ее сзади, на ходу раскрывая зонтик. Он распахнул дверцу перед Мустафой и прикрыл зонтом от дождя.

— Куда идти?

Старик почувствовал, что у него дрожат колени от волнения. Он рассердился на себя, и поэтому его голос прозвучал грубо и раздраженно.

— Сюда, сюда! — послышался голос Блюменталя.

Мустафа оглянулся и увидел адвоката, стоявшего за стеклянной дверью одного из кафе на углу.

Они расселись за столик, и им поднесли кофе с круассанами.

— В такую погоду я бы предпочел поваляться на диване перед телевизором, а не сидеть тут и не караулить ваших родственников, — поеживаясь, сказал Блюменталь.

— Что? — Мустафа едва не выронил чашку.

— Видите дом на другой стороне, с балконом? Симпатичная постройка восемнадцатого века. Жить там можно, хотя и с трудом. Выше третьего этажа по вечерам пропадает вода. Туалеты, естественно, на лестнице. Отопление практически отсутствует, и в окна дует северный ветер. Классический пример того, где жить нельзя. И несмотря на это, на четвертом этаже этого дома живет Жак Хитарьян. По моим сведениям, он является дальним родственником вашего отца. Я подумал, что вы захотите с ним познакомиться. Я прав?

Мустафа отставил чашку и вытер усы салфеткой. Он не торопился отвечать, ибо вдруг понял, что у него пропало желание встречаться с родственниками отца. Более того, он бы даже постарался избежать этой встречи. И самым постыдным было то, что эта встреча внушала ему страх. Обычный страх, которого он так давно уже не испытывал…

— Я не хожу в дом, куда меня не приглашали, — сказал он после долгого раздумья.

— И правильно, — кивнул Блюменталь. — Потому что для этого и существуют поверенные. Я готов выступить вашим представителем или, если хотите, вашим разведчиком. Изучу обстановку, подготовлю почву. В конце концов, надо хотя бы удостовериться, что владелец квартиры проживает в ней, а не сдает каким-нибудь арабам. Итак, могу ли я выступить в качестве вашего посланника? Или разведка должна произвестись, так сказать, негласно?

— Негласно, — едва смог выдавить Мустафа, потому что у него от волнения пересохло в горле.

Блюменталь встал и посмотрелся в зеркало, поправляя галстук. Забрав у Рустама зонтик, он вышел из кафе, перебежал улицу и скрылся за дверью подъезда.

Таксист вынул мобильник из кармана и положил перед собой.

— Мы с ним все обговорили, — важно заявил он. — Операция «Родня». Заходит под видом представителя Красного Креста. Он там работал, у него осталось удостоверение. Заводит разговор на тему родственников за границей. У армян всегда есть родственники за границей. Постепенно переводит разговор на тему предков. Добирается до поколения двадцатых годов. И если это тот самый человек, то Блюменталь мне звонит. А если мы промахнулись, то он и звонить не станет, просто вернется. Но я уверен, что все будет нормально.

Рустам заказал еще кофе и с довольным видом развалился в кресле. Он принялся рассказывать Мустафе о том, как адвокат Блюменталь помог ему остаться во Франции, помог совершенно бесплатно, просто потому, что они земляки. А земляки — это самые надежные люди… Он говорил и говорил, но его голос доходил до Мустафы как сквозь глухую стену.