Патриция Хайсмит - Цена соли

— Я был бы рад, если бы ты заглядывала к нам почаще, Тереза. Среда — единственный день, когда я не дома во второй половине дня. И мы не помешаем Филу, если пообедаем вместе, даже если он будет спать.

— Непременно загляну, — ответила Тереза. Она присела на стоявший вполоборота стул у его стола. Она уже раз приходила к ним на ланч и еще раз забегала после работы. Ей нравилось навещать Денни. С ним можно было не притворяться и не заводить светские беседы.

Диван Фила в углу комнаты стоял незастеленным, одеяла и простыни сбились в клубок. Оба раза, когда она приходила в гости, кровать так и была не убрана, либо же в ней был Фил. Длинный книжный шкаф был выдвинут под прямым углом к кровати и отгораживал угол Фила от остальной комнаты. В нем всегда царил бардак, раздражающий и бестолковый, совсем не такой, как рабочий беспорядок на столе Денни.

Денни открыл пиво, банка пшикнула. Он прислонился к стене, в руках — пиво и сандвич, на лице — довольная улыбка. Ему нравилось, что Тереза здесь.

— Помнишь, как ты сказала, что законы физики к людям неприменимы?

— Хм. Смутно.

— Ну, так я не уверен, что ты права, — произнес он и откусил кусок сандвича. — Возьмем, к примеру, дружбу. Я могу припомнить много случаев, когда двое людей не имеют ничего общего. И я думаю, у каждой дружбы есть своя причина — точно так же как существует причина, почему одни атомы образуют соединения, а другие нет — одним не хватает нужных частиц, а у других они есть в избытке. Как ты думаешь? Я считаю, что дружба — это результат определенной потребности, которая может быть полностью скрыта от обоих людей, а иногда даже так и не проявиться.

— Может быть. Я тоже могу припомнить несколько таких случаев.

Взять, например, ее и Ричарда. Тот ладил с людьми, локтями прокладывая себе дорогу в этом мире так, как она ни за что бы не смогла. Ее всегда притягивали люди, которые обладали такого же рода самоуверенностью, как и Ричард.

— А какая слабость есть у тебя, Денни?

— У меня? — спросил он, улыбаясь. — Хочешь со мной подружиться?

— Да. Но ты почти самый сильный человек, которого я знаю.

— Серьезно? Мне что, перечислить все свои недостатки?

Она улыбнулась и посмотрела на него. Молодой парень, который в свои двадцать пять четко знал, к чему он стремится, и шел по этому пути с тех пор, как ему стукнуло четырнадцать. Он направил всю свою энергию в одно русло — полная противоположность тому, как поступал Ричард.

— У меня есть тайная, глубоко скрытая потребность в кухарке, — сказал Денни. — И в учителе танцев, и в ком-то, кто напоминал бы мне, что пора заняться мелочами — забрать белье из прачечной или подстричься.

— Я тоже вечно забываю забрать свое белье из стирки.

— Ох, — грустно ответил он. — Тогда все пропало. А я так надеялся. У меня было легкое ощущение, что это судьба. Потому что, понимаешь ли, то что я называю взаимной склонностью, правдиво описывает как дружбу, так и случайный обмен взглядами с прохожим, и всему этому есть где-то определенная причина. Я думаю, даже поэты со мной согласились бы.

Она улыбнулась.

— Даже поэты?

Она подумала о Кэрол, потом об Эбби, об их разговоре за ланчем, который был и больше, и в то же время намного меньше, чем обмен взглядами, и о череде эмоций, которые он в ней пробудил. Это подавляло ее.

— Но ты должен сделать поправку на человеческие слабости, на вещи, которые трудно рационально истолковать.

— Слабости? Это всего лишь отговорка. Слово, которое в ходу у поэтов.

— Я думала, оно используется психологами, — сказала Тереза.

— Я хотел сказать, что делать допущения — неблагодарное занятие. У жизни свои собственные законы, и дело только за тем, чтобы найти их и сформулировать. Тебе хоть что-то из моих слов понятно?

— Ничегошеньки. Я думала о том, что в любом случае не имеет значения.

Она вдруг снова разозлилась, как тогда, на улице после ланча.

— О чем? — упорствовал он, хмурясь.

— Например, о ланче, с которого я только что вернулась, — ответила она.

— С кем?

— Это не важно. Было бы важно, я бы рассказала. Просто пустая трата времени, похоже на то, словно что-то теряешь, мне так показалось. А может, этого чего-то и не существовало вовсе.

Ей хотелось, чтобы Эбби ей нравилась, потому что она нравилась Кэрол.

— Кроме как в твоем воображении? Это все равно может быть потерей.

— Это да, но ведь есть на свете люди или вещи, с которых тебе в итоге взять абсолютно нечего, потому что их ничто с тобой не объединяет.

А ведь она хотела поговорить с ним о чем-то другом, совсем не об этом. Не про Эбби, не про Кэрол, а о том, о чем они говорили раньше. О том, что образовывало идеальную связь и имело совершенный смысл. Она любила Кэрол. Тереза поднесла руку ко лбу.

Денни какое-то мгновение смотрел на нее, а потом оттолкнулся от стены. Он повернулся к плите, вытащил из кармана рубашки спичку, и Тереза поняла, что разговор теряет смысл, становится праздным, и они больше ни к чему не придут, что бы они еще ни собрались сказать. Но она чувствовала, что если бы она пересказала Денни каждое слово из их разговора с Эбби, то он смог бы одной фразой прояснить все скрытые смыслы, как разбрызганное в воздухе химическое вещество мгновенно разгоняет туман. Или это было то, что не подвластно никакой логике? Что-то странное, стоявшее за всей этой ревностью, подозрением и враждебностью в словах Эбби, что и было самой Эбби?

— Не все исчерпывается простым перебором комбинаций, — добавила Тереза.

— Некоторые вещи просто молчат. Но все вокруг живет и дышит, — он повернулся с широкой улыбкой, как будто его осенила совсем другая мысль. И поднял вверх еще дымящуюся спичку. — Вот как эта спичка. И я говорю не о физике, не о том, что материя превращается в дым. Вообще-то, у меня сегодня поэтическое настроение.

— А спичка?

— Я чувствую, что она как будто растет, как растение, а не исчезает. Я чувствую, будто все в мире должно для поэта иногда казаться живым и растущим. Даже этот стол подобен моей собственной плоти, — он коснулся края стола ладонью. — У меня было такое чувство, когда однажды я поднялся на холм верхом на лошади. Это было в Пенсильвании. Я тогда не очень умел ездить верхом, и я помню, как лошадь повернула голову, увидела холм, и вдруг решила на него взлететь — слегка присела на задних ногах и рванулась с места, и мы внезапно полетели, как ветер, и я ощутил полное слияние с лошадью, и с землей, словно мы все были одним деревом, чуть колеблемым ветром в его ветвях. Я помню свою абсолютную уверенность, что в тот момент со мной ничего плохого приключиться не может, хотя в любой другой — да, вполне. И это наполнило меня счастьем. Я думал обо всех людях, которые боятся растратить свои вещи, чувства, да и себя самих, и я подумал, что если бы все и каждый пришли к осознанию того, что ощутил я, когда скакал вверх по холму, то сколько жизненных сил мы смогли бы использовать с толком, а не разбазаривать попусту, — Денни сжал кулак, но его глаза были ясными, словно он все еще посмеивался над собой. — Тебе доводилось заносить до дыр свой самый любимый свитер и в итоге все равно его выбросить?