Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени

В городах и селах были закрыты магазины, торгующие вином и водкой. В некоторых крупных населенных пунктах оставили по одной — две винно-водочные лавки, где с двух часов дня творилась невообразимая давка, толпы страждущих штурмовали окошки-бойницы, из которых в одни руки опускали максимум по 2 бутылки. Понятия «очередь» не существовало, инстинкт толпы разрушал любое поползновение к упорядоченному отпуску продукта первой необходимости для советского мужчины. Тем более, что окошко могло в любой закрыться под предлогом того, что товар кончился; и каждый опасался, что амбразура захлопнется именно перед его носом. Над головами витали жуткий мат и злобные комментарии осерчавшего простого люда: «Гандоны штопанные! Что удумали! У меня поминки завтра, а я, что, компотом родичей буду потчевать? Чтоб им там, в Кремле, каждая рюмка в отрыжку шла!»

Ажиотаж стоял страшный, в иные моменты толпа становилась неуправляемой, поэтому приходилось вызывать наряды милиции. Словно сводки с театра боевых действий, по неофициальным каналам стали курсировать слухи из различных городов о жертвах диких «очередей» — задавленных в толчее людях. В элистинском морге было зафиксировано два трупа, доставленных из таких «очередей» в джалыковский и виноградовский винные магазины: пожилые женщины со сломанными ребрами, которым был поставлен судебно-медицинский диагноз: механическая асфиксия [7] Удушье. от сдавления органов грудной клетки.

Большего издевательства и глумления над народом трудно себе представить! Ведь не хлеб в голодный год выдавали по карточкам. Стремно было наблюдать, как изгаляются над людьми.

Человечество пило и будет пить всегда не силу своей порочности, а по одной единственной причине: выпивка доставляет удовольствие. И с этим обстоятельством ничего не поделаешь.

Задача действительно дееспособных правителей — разумными мерами регулировать этот процесс, не дать ему перейти опасную черту, за которой начинается мало контролируемая алкоголизация населения. Для достижения этой цели существуют различные способы: просветительский, культурологический, экономический, в том числе и создание социальных условий, когда деньги хочется потратить в другом месте, а не нести в шинок.

А тут спаивали народ столетиями, и вдруг, в мгновение ока, лишили его единственной радости и развлечения, не предоставив ничего взамен, кроме талонов на мясо, масло, сахар, крупы и другие первостепенные продукты питания.

Закоперщики антиалкогольной вакханалии даже не потрудились вспомнить сугубо печальный опыт Америки, где в 1919 году Сенат, несмотря на вето, наложенное президентом Вудро Вильсоном, ввел «сухой закон», просуществовавший до 1933 года. За этот период времени пышным цветом расцвело бутлегерство — контрабанда спиртным, в основном с Кубы; широкой полноводной рекой полилось фальсифицированное виски; недавно эмигрировавшие в Соединенные Штаты сицилийские «семьи» — мафия, взявшая под свой контроль нелегальную торговлю алкоголем, благодаря «пьяным» деньгам крепко встала на ноги и превратилась в серьезный фактор не только в криминальном мире, но и в деловой и политической жизни страны.

То же самое произошло и у нас, только с небольшими поправками на специфические особенности государства Российского.

Я в годы лигачевско-горбачевского «сухого закона» пребывал в очередной крутой «завязке», поэтому был лишен сомнительного удовольствия мять собственные бока в толчее у винно-водочных лавок, мотаться на такси в цыганский поселок, где водка продавалась из-под полы круглосуточно, правда, по пятикратной цене. Буквально на глазах скромный поселок превратился в сосредоточие финансов всего города, небритые ромалы стали разъезжать на автомобилях самых престижных моделей, а если бы в их хозяйстве сохранились лошади, то им наверняка повставляли золотые зубы. Недаром ходил слух о том, что благодарное цыганское племя собирается поставить памятник Михаилу Горбачеву.

Не будем тратить время на перечисление всех абсурдов борьбы с пьянством и алкоголизмом: истребление элитных виноградников, появление смертельного самогона, введение новой традиции — фальшивых безалкогольных свадеб, которые обязательно снимало телевидение. Но, почему-то после отъезда телевизионщиков «новый обряд» приобретал старый традиционный характер, из чуланов вытаскивались ящики водки, и все участники торжества упивались в лежку.

Остановимся на чисто медицинских аспектах. Решением властей в каждом городе открывался наркологический диспансер. В утрированном виде эту идею можно было выразить лозунгом: «Даешь в каждой деревне, в каждом ауле и хотоне свой наркологический диспансер!»

На практике выходило, что диспансеры развертывались в основном в старых, малоприспособленных зданиях, в которых невозможно было оказывать комплексное лечение, включающее в себя обязательный реабилитационный курс. Все лечение ограничивалось, как правило, короткой дезинтоксикационной терапией, то есть выведением человека из запоя путем назначения в капельницах гемодеза и других полезных жидкостей, после чего полуфабрикат отпускался на волю, чтобы через короткое время возвратиться в родную лечебницу. Появился даже тип больных, которые, дыбы прервать запой, падали на наркологическую койку «перекапаться» (немного отдохнуть от пьянки), а как только появлялась резкость в глазах, покидали лечебное учреждение, ставшее сразу ненужным.

Появление огромной массы наркологических диспансеров потребовало большого количества подготовленных, квалифицированных медицинских кадров, а где их сразу взять? В наркологию потянулись врачи разных специальностей, несостоявшиеся терапевты, «безрукие» хирурги, уволенные санитарные врачи. Прежде чем некоторые из них станут настоящими специалистами, пройдут годы. В этом бедламе совершенно затерялся старый добрый врач-нарколог прежней формации (не репрессивщик и каратель), сам тайный алкоголик, понимающий и чувствующий больного, позволяющий себе такие вольности, как плеснуть поступившему трясущемуся пациенту грамм 50-100 сорокоградусной в медицинскую склянку-мензурку или приготовить ему смесь Попова: разведенный дистиллированной водой спирт с добавлением фенобарбитала.

В среде врачей, давно занимающихся наркологией, на полном серьезе обсуждался вопрос, что настоящим целителем может быть человек, сам прошедший в прошлом все адовы круги этого недуга, знающий не понаслышке и не из научной литературы, что такой настоящий абстинентный синдром и каково больному в этом состоянии. В одном очень крупном городе страны (не будем называть, в каком) в должности главного нарколога состоял достойный доктор, страдающий алкогольной зависимостью второй стадии. Уж он-то знал, как помочь своему пациенту, не относился к нему с презрением, как к существу второго сорта, а видел в нем страдающего, глубоко больного человека.